Проваливай из моей квартиры — кричал ревнивый муж выгоняя жену, а встретив ее через 3 года извинялся на коленях
— Проваливай из моей квартиры! — рявкнул Егор так, что в подъезде, казалось, задребезжали стекла.
— Что ты делаешь? — Оксана прижала к груди свою сумку, едва успев обуть ботинки. — Не смей толкать меня!
— Я сказал вон! — Егор выдернул из её рук ключи и бросил на пол. — Забирай всё, что хочешь, и больше не появляйся.
Оксана попыталась что-то сказать, но ком в горле не давал ей дышать. Выронила сумку — те вещи, которые она машинально собрала в спешке, рассыпались по коридору.
— Егор, ты ведёшь себя… — дрожащим голосом начала она, но он только махнул рукой.
— Молчи! Видел я тебя сегодня, как мило ты обедала со своим “коллегой” в кафе. Хватит врать, всё кончено.
Его глаза горели дикой ревностью, губы сжались в тонкую линию, а в жилах, казалось, пульсировало желание тут же выгнать жену за дверь и захлопнуть её перед самым носом. Он уже успел поднять голос, распугать соседей, и теперь давил на Оксану отчаянным и безудержным гневом.
— Уходи, — бросил он тише, но не менее угрожающе. — И без твоих объяснений обойдусь.
Оксана взяла сумку, сунула обратно разбросанные вещи и, не говоря больше ни слова, вышла из квартиры. Дверь захлопнулась с металлическим лязгом.
…Три года назад Егор и Оксана казались идеальной парой. Ему было двадцать шесть — полон энергии, успешный, уверенный в своих силах. Свой небольшой бизнес по обслуживанию автомобилей он начал развивать, ещё учась в университете, и вскоре смог купить себе квартиру в новом доме. Про него друзья говорили, что он “парень, у которого всегда всё получается”.
Оксана была старше на четыре года, при первой встрече поразила Егора спокойной уверенностью. Она не была классической красавицей, но в ней было нечто обворожительное: мягкий голос, спокойная улыбка и умение поддержать любой разговор. В двадцать девять ей уже хотелось серьёзных отношений, семьи и стабильности. Они познакомились на вечеринке у общих друзей и через пару месяцев поженились.
— Егор, — говорила ему Мама (Татьяна Петровна) накануне свадьбы, — будь поласковее с Оксаной. Она женщина взрослее, у неё свой характер, свои привычки. Ты хоть и самостоятельный, но не думай, что всё в жизни делается только по твоим правилам.
— Да знаю я, Мама, — рассеянно отвечал Егор, ощущая себя героем, обретшим “прекрасную спутницу” и счастливую жизнь в придачу.
Но вскоре после свадьбы разница в характерах начала проявляться. Оксана любила собирать старые фарфоровые фигурки, привозила их с блошиных рынков и расставляла по полкам. Егор морщился от этой “бабушкиной затеи”.
— Да зачем тебе эти пыльные статуэтки? — ворчал он. — Места только занимают.
Она терпеливо уговаривала, рассказывала, что это её маленькое хобби с детства. Он отмахивался. Даже в незначительных бытовых мелочах Егор привык командовать, не считаясь с пожеланиями жены. Постепенно в нём проступало чувство, что и жена — часть “его имущества”.
На людях он был вежлив, а вот дома… Часто всё сводилось к фразам вроде “сделай ужин”, “убери это”, “мне надо, чтобы ты…” — и так далее. Оксану это задевало, но она, по природе неконфликтная, старалась адаптироваться, не поднимать шум.
— Оксаночка, прости, что спрашиваю напрямую, — как-то раз сказала её подруга Валя, — но ты же понимаешь, что Егор слишком жёстко с тобой обходится?
— Мы просто притираемся, — вздохнула Оксана. — Он сам по себе неплохой.
И всё вроде бы шло более-менее тихо, пока не настал тот день, когда Егор, проезжая мимо кафе, увидел свою жену за одним столиком с коллегой. Взгляд, полный ревности, вспыхнул моментально.
— Ты понимаешь, что это был просто деловой разговор? — пыталась она объяснить ему дома, когда он вернулся.
— Я видел, как он коснулся твоей руки, — грубо перебил её Егор. — Думаешь, я идиот?
Скандал разгорался, словно огонь, подброшенный бензином. Возгласы, обвинения, тон голоса всё резче, жёстче — до первого хлопка дверью. Тогда-то он и выставил Оксану из квартиры… На следующее утро они подали на развод.
Оксана ничего не просила — квартира была Егора, бизнес тоже, официального совместного имущества за время их короткого брака не нажили. Она тихо ушла, стараясь разорвать всякие связи.
— Зачем же ты так резко? — не удержалась Сестра (Светлана), когда узнала, что Егор выгнал жену. — Что такого ужасного она сделала?
— Я видел всё своими глазами, — нахмурился он. — И вообще, моё решение окончательное.
Шли месяцы. Сначала Егор был доволен своей крутой решимостью: всё под контролем, он свободен от “непонятных недоговорённостей” в отношениях. Но через полгода жизнь начала переворачиваться: бизнес захлебнулся в долгах — поставщики разорвали контракты, партнёры разошлись, а репутация фирмы испортилась.
— Егор, что случилось-то? — спрашивал его друг, предприниматель Андрей.
— Сам не понимаю, — отвечал Егор, растерянно роясь в отчётах. — Всё шло неплохо, а вдруг раз — и клиенты разбежались, налоговая пришла с проверкой… Закрылся я.
Вскоре после разорения Егор тяжело заболел — еле вставал по утрам, неделями не мог оправиться. Мама таскала ему с курьером кастрюли горячего супа:
— Егор, сынок, давай в больницу ляжем.
— Да вылечусь дома, Мама, — упорствовал он.
Полежал он так почти месяц. Когда, наконец, получил предложение о работе в крупной компании, решил, что полоса невезения закончилась. Но через месяц “респектабельной должности” его уволили. Причиной стали обвинения в хищении, которых он не совершал. Никто не поверил в его невиновность, хотя Егор клялся, что ни копейки не взял.
— Ну как такое может быть? — негодовал он, сидя на кухне у Сестры. — Света, да я ни при чём… Кто-то козни строит!
— Успокойся, — Сестра поставила перед ним чашку с чаем. — Давай подумаем, что делать.
— Не знаю, — Егор безвольно опустил плечи. — Как будто меня прокляли, всё идёт наперекосяк.
Светлана кивнула, будто что-то припоминая.
— Егор, а ведь Оксана, помнишь, рассказывала, что в её семье какие-то прадедушки да прабабушки занимались… ну, как она говорила, “колдовством”, “травками” и прочим? Я сначала смеялась, а она потом сказала: “У нас по женской линии дар передаётся…”
— Думаешь, она навела на меня порчу? — Егор вскинулся, глаза расширились.
— Не знаю. Но что-то ведь происходит, — пожала плечами Сестра. — Может, тебе лучше с ней поговорить?
Егор сначала отмахнулся — мол, чушь. Но одна неудача сменяла другую: машину поцарапали во дворе, с банковской карты сняли крупную сумму по ошибке. Егор бегал по разным инстанциям, пытаясь доказать, что никто не имел права, но процесс затянулся. В конце концов он сдался.
— Сестра, — сказал он тихо, позвонив ей поздно вечером, — помоги мне найти Оксану. Я… я должен попросить прощения.
Светлана отыскала бывшую жену брата через общих знакомых. Оксана, как оказалось, работала в другой компании, да и жизнь у неё шла своим чередом.
— Егор, она согласилась тебя увидеть, но… — Сестра замолчала. — Говорит, не уверена, что этот разговор что-то изменит, но послушает тебя.
На встречу Егор пришёл раньше. Он заметил, что у кафе, где они договорились увидеться, висит табличка “Ремонт”. Пришлось встать у входа. Когда показалась Оксана, он поразился тому, какой она стала: спокойная, со слегка подстриженными волосами и уверенным взглядом.
— Привет… — начал он неуверенно, но вдруг ощутил, как внутри его всё сжимается.
— Здравствуй, Егор. — Она кивнула. — Что ж, у тебя есть пара минут, я слушаю.
И тут он сорвался на колени прямо посреди улицы. Вокруг оборачивались прохожие — кто-то со смехом, кто-то с удивлением, но Егор ни на кого не смотрел.
— Прости меня, Оксана. Я был… — он запнулся, всхлипнув. — Я не могу так больше жить. Все беды на меня посыпались, как снег зимой… Я думал, это ты… ну, эта история о ведьмах в вашей семье… Может, ты наложила на меня проклятие?
Оксана вздохнула и сделала Егору знак встать. Тот, поколебавшись, поднялся.
— Никакого проклятия не было и нет, — произнесла она тихо. — Я не колдунья. Никогда ничем подобным не занималась. Все мои “ведьмы” — сказки от прабабушки.
— Но почему… всё так ужасно? — Егор прижал ладонь к виску, словно его раскалывала головная боль. — Мой бизнес, моё здоровье, работа… всё рухнуло.
— Может, ты просто получил по заслугам? — вздохнула Оксана. — Иногда жизнь сама ставит всё на свои места, когда человек ведёт себя плохо.
Егор молчал, не зная, что сказать. Внутри у него всё кричало от стыда, но ещё сильнее было желание избавления от несчастий, которые, казалось, преследуют его непрерывной полосой.
— Прости меня, — тихо повторил он. — Я хочу начать всё заново. Может быть… мы…
— Нет, Егор, — перебила Оксана. — Я не держу на тебя зла, но между нами всё кончено. Я помню, как ты выгнал меня, лишил дома, лишил уважения. Это было унизительно. Я простила, но возвращаться к тебе не собираюсь.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Я надеюсь, что твоя чёрная полоса закончится, — добавила она мягче, — но это уже не моё дело.
— Что же мне делать? — обречённо произнёс он, глядя, как она опускает глаза к сумке, будто собираясь уходить.
— Просто живи по совести. И стань лучше. А мне пообещай, — Оксана замолчала на секунду, — что больше никогда я тебя не увижу.
Егор сжал губы, и вдруг из его глаз брызнули слёзы, которых он сам не ожидал.
— Клянусь, — едва выдохнул он. — Клянусь, что если это важно для тебя, я исчезну из твоей жизни.
Несколько мгновений они стояли, молча глядя друг на друга. Затем Оксана чуть кивнула, словно прощаясь, повернулась и пошла прочь. Егор остался стоять у закрытого кафе. Солнце уже клонилось к закату, его тёплый свет отражался в витринах, и у Егора вдруг возникло странное чувство освобождения, смешанное с болью.
— Ну что ж, — пробормотал он, оборачиваясь, когда из-за угла вышла Сестра. Она, видимо, не осмеливалась подойти ближе, чтобы не мешать их разговору. — Всё закончилось, Свет.
— Как ты? — тихо спросила она, поглядев ему в покрасневшие глаза.
— Не знаю… — Егор провёл ладонью по лицу. — Пустота какая-то. Но и… лёгкость. Будто гора с плеч свалилась. Может, теперь всё изменится?
Сестра не стала говорить громких слов. Она просто обняла брата за плечи. Они стояли на улице, где редкие прохожие спешили по делам, а ветерок слегка шевелил волосы. Егор чувствовал, как в груди, помимо горького чувства утраты, теплится крохотная искра надежды. Оксана сказала, что прощает его. Это, кажется, важнее всего.
— Ладно, поехали домой, — наконец произнёс он. — Надо жить дальше.
Он понимал, что отныне будет сам нести груз последствий за прежние поступки. Но, по крайней мере, маленький просвет в его душе уже появился — и, может быть, когда-нибудь после этой главы в его жизни начнётся новая, более светлая и правильная.
Я врач, и ты сделаешь, как я сказала, – заявила свекровь беременной невестке
– Ты взяла те витамины, что мама купила?
– Я взяла свои. Мамины – оставила на всякий случай.
Маргарита сидела за столом в читальном зале районной библиотеки, где она работала уже шестой год. В этот час, ближе к закрытию, здесь обычно стояла почти монастырская тишина. Но сегодня, даже среди шелеста страниц и мерного постукивания пальцев по клавишам, она никак не могла сосредоточиться. Перед ней лежал каталог новых поступлений, но взгляд всё время перескакивал к открытому в браузере сайту женской консультации.
Эта клиника была в двух шагах от дома, со скромной вывеской, отзывчивыми врачами и без очередей. Её подруга Оля, с которой они дружили с девятого класса, рожала там год назад и осталась довольна. Маргарите тоже хотелось туда. Спокойно, по-простому. Без вип-услуг, без золотых лифтов и персикового шампуня в родовой.
Она посмотрела на часы и, как только пробило восемь, закрыла сайт. Ей нужно было успеть домой до прихода свекрови.
Квартира на первом этаже пятиэтажки была куплена недавно, в ипотеку, и всё в ней ещё пахло новой краской и мебелью из ИКЕА. Маргарита открыла дверь и чуть не споткнулась о две коробки у порога. Перекинутый через них шарф принадлежал свекрови. В квартире уже слышались её шаги.
Ольга Вячеславовна, мать Германа, была из тех женщин, что кажутся моложе своих лет не потому, что ходят в салоны или красят волосы в модные оттенки, а потому, что держат спину прямо, говорят уверенно и смотрят прямо в глаза. Врач с сорокалетним стажем, бывший заведующий отделением, авторитет в семье и в своём кругу, она не задавала вопросы, она говорила, как надо.
– Маргарита, милая, я всё купила, – донеслось с кухни. – Рыбу, свежие овощи, твою кашу, хотя лично я считаю, что сейчас тебе нужен белок, а не пустые углеводы.
Маргарита вошла в кухню, сняв пальто и повесив его на спинку стула. Свекровь уже перекладывала продукты в холодильник. На столе лежала распечатка — список витаминов с пометками на полях.
– Это тебе, – сказала Ольга Вячеславовна, не оборачиваясь. – Я посоветовалась с Лидией Михайловной, она до сих пор принимает. Сказала, что твоя доза фолиевой кислоты недостаточна. Я написала, что купить.
Маргарита взяла лист, но не стала его читать. Вместо этого она повернулась к ней.
– Я думала пойти в консультацию на Болотной. Там хорошие отзывы, и это рядом. Мне туда удобно ходить.
Свекровь закрыла дверцу холодильника и обернулась. Её взгляд стал чуть мягче, но голос не изменился.
– Ты же понимаешь, я врач. Я не могу позволить тебе рожать у кого попало. Светлана Викторовна – проверенный человек, я с ней работала много лет. Она тебя примет. У неё есть отдельный вход, палата одна на два. Там всё под контролем.
Маргарита не стала спорить. В этой кухне, с её белыми стенами, стеклянной люстрой и слишком ярким светом, спорить с Ольгой Вячеславовной казалось таким же бессмысленным, как пытаться убедить стол быть мягче. Она просто кивнула, хотя внутри что-то медленно поднималось – как вода в закрытой раковине.
В коридоре зазвенели ключи. Герман пришёл с работы. Высокий, с вечно взъерошенными волосами и рюкзаком через плечо, он появился на кухонном пороге, усмехаясь.
– Моя любимая женщина и моя любимая мама – и обе на кухне. Значит, ужин будет?
– Конечно, – ответила Ольга Вячеславовна, уже доставая сковороду. – Я сегодня приготовлю индейку. Маргарите сейчас нужно правильное питание.
Герман поцеловал жену в щеку и отошёл в сторону, проверяя почту на телефоне. Маргарита смотрела на него и понимала, что он даже не уловил подводного течения между двумя женщинами в комнате.
Через двадцать минут они уже сидели в столовой зоне. За стеклянной перегородкой виднелась гостиная, где стоял детский комод – пока ещё пустой. Ольга Вячеславовна разложила по тарелкам ужин и перешла к следующей теме.
– Я записала тебя на приём к Светлане Викторовне на понедельник. В одиннадцать. У тебя ведь выходной?
Маргарита не ответила сразу. Она посмотрела на Германа. Он жевал, смотрел в телефон, отстранённо кивнул.
– Да, выходной, – медленно проговорила она. – Но я всё-таки думаю пойти в ту, рядом с домом. Там удобнее, и мне как-то спокойнее…
Свекровь прервала её, даже не повысив голос.
– Я понимаю, ты хочешь упростить. Но речь идёт о здоровье ребёнка. Я не позволю халатности. Поверь мне, я знаю, как бывает.
Маргарита вдруг поняла, что с самого начала она никого ни о чём не просила. Её просто окружили заботой, которой нельзя было отказаться. И каждый следующий шаг делался не по её воле, а потому, что «так правильно». Потому что «она знает лучше».
Когда ужин закончился, и Ольга Вячеславовна ушла, пообещав завтра зайти «на полчасика с утра», Маргарита осталась сидеть за столом. Герман уже ушёл в спальню, чтобы дописать отчёт. В доме снова стало тихо, только холодильник гудел. Она посмотрела на свой телефон, потом взяла его в руки и открыла сайт той самой консультации.
Кнопка «Записаться на приём» светилась синим. Она нажала её.
На следующий день Маргарита вышла из библиотеки раньше обычного. Весь день она то перекладывала карточки, то расставляла новинки на полках, но ни на минуту не могла забыть о предстоящем визите в консультацию. Свой выбор она сделала, но говорить об этом вслух казалось пока преждевременным. Она не хотела новой дискуссии, особенно такой, в которой её мнение опять утонет в опытной настойчивости Ольги Вячеславовны.
Когда она шла по дорожке к аптека «Будь здоров», напротив сквера, её позвонил Герман. Он работал в офисе за городом, занимался проектами в логистической системе и обычно звонил в обед, но сейчас что-то изменилось в тоне.
– Привет. Мам звонила. Сказала, ты не пошла к Светлане Викторовне. Это правда?
Маргарита остановилась на тротуаре, пропуская пожилую пару с собакой. Затем, удержав трубку ближе к уху, кивнула, хотя он не мог этого видеть.
– Я сходила в консультацию на Болотной. Мне понравилось. Всё спокойно, без пафоса. Мне так легче.
На другом конце повисла пауза. Потом он сказал мягко, почти виновато.
– Просто она волнуется. Ты же знаешь, мама всю жизнь в медицине. Ей важно, чтобы ты была под присмотром.
Маргарита не спорила. Она чувствовала, как эта фраза – «под присмотром» – звучит как пароль от чужой территории. Она знала, что ему проще соглашаться, чем ставить границы. Но это не отменяло её желания, наконец, отстоять хоть одно своё решение.
В аптеке было тепло, пахло чем-то мятным и стерильным. У кассы стояла женщина в пуховике и что-то спорила по поводу цен на витамины. Маргарита терпеливо ждала, просматривая в телефоне список, который она составила накануне. В нём были простые пункты, магний, фолиевая кислота, масло для живота.
Она уже подошла к окошку и открыла рот, чтобы назвать нужное, когда услышала знакомый голос у входа.
– Маруся, милая, ты как раз вовремя. Я уже всё купила, бери лучше это.
Ольга Вячеславовна появилась, как будто по сценарию, с сумкой из плотной ткани, в которой отчетливо торчал пакет с надписью «Нутрилайф». На лице у неё было выражение усталого терпения – мол, она опять вынуждена брать всё в свои руки, потому что иначе будет как всегда.
Маргарита медленно обернулась, глядя на неё. Очередь обратила внимание – не грубо, просто с тем самым вездесущим интересом, который витают в подобных местах. Она посмотрела на фармацевта, но не успела сказать ни слова – свекровь уже выкладывала из сумки банку за банкой.
– Это витамины для второго триместра. Эти – для профилактики судорог. А это – иммунная поддержка, без побочных. Я всё проверила, я же не просто так выбираю. Можешь забрать, дома расскажу, как пить.
Маргарита стояла с вытянутыми руками, будто ей вручали что-то чужое и тяжёлое. Она попыталась было возразить, но фармацевт уже начала пробивать товар. Покупка оформлялась не на неё, а на свекровь. Всё это выглядело как очевидный факт – не требующий обсуждений.
На выходе Ольга Вячеславовна бодро шагала вперёд, озираясь и рассказывая, как у неё на работе принимали женщину с похожими симптомами, и как важно «не расслабляться». Маргарита шла чуть сзади, сжимая пальцами ручку пакета.
Они дошли до сквера, сели на скамейку у детской площадки. Вокруг бегали дети, кто-то кричал, издалека доносился лай собак. Воздух был свежий, пахло весной и мокрым асфальтом. Свекровь достала бутылку воды и протянула Маргарите.
– Выпей. Говорят, вода с магнием помогает от напряжения. Я тоже раньше не верила, а потом проверила на себе. Ты же понимаешь, я только хочу, чтобы тебе было лучше.
Маргарита взяла бутылку, но не открыла её. Она посмотрела на Ольгу Вячеславовну – женщину, которая действительно знала много, действительно помогала людям, но при этом словно не видела в ней взрослого человека. Только пациентку. Объект заботы. Контроля.
– Я понимаю, – сказала она спокойно. – Но мне бы хотелось самой выбирать. Пусть даже я ошибусь. Я не против помощи, я против того, чтобы за меня всё решали.
Свекровь замолчала на мгновение, чуть сдвинув брови. Видимо, не привыкла к такому тону от Маргариты. Но вместо резкости она лишь кивнула.
– Хорошо. Тогда ты расскажи, что тебе нужно. Я же не враг. Просто у тебя первый раз, а я через это прошла трижды. Я не вмешиваюсь, я просто рядом.
Эти слова звучали почти мирно. Почти.
Когда Маргарита вернулась домой, Герман уже сидел за ноутбуком в спальне, окружённый схемами и таблицами. Она положила на стол два пакета – свой и свекрови – и молча разложила содержимое. Потом убрала большую часть в ящик.
Он повернулся к ней, заметив это движение.
– Ты взяла те витамины, что мама купила?
Маргарита не ответила сразу. Она аккуратно сложила свой список на бумаге, положила его рядом и сказала.
– Я взяла свои. Мамины – оставила на всякий случай.
Он кивнул, будто не сразу понял разницу. Потом опять вернулся к экрану.
Утром Маргарита ехала в маршрутке, сжав в руке медицинскую карту. На ней была синяя резинка, пережавшая бумаги до мягкой вмятины. Она не любила добираться до клиники на общественном транспорте, особенно в час пик, но сегодня решила — пусть будет так. Это была часть её решения, её маршрута, её шага в сторону самостоятельности.
В регистратуре её узнали. Женщина с золотыми серёжками и выцветшими волосами кивнула ей, протянула талон и сказала, что врач немного задерживается. Маргарита села на мягкий диван под окном. Сквозь мутное стекло она смотрела на дворик, где возились с машиной двое мужчин. Один в халате, другой — в костюме. И оба выглядели уверенными, как будто знают, что делают.
Когда пришла её очередь, она прошла в кабинет. Светлана Львовна, участковый гинеколог — полная, энергичная, в очках с розовой оправой, — улыбнулась ей, пригласила сесть и уточнила, как она себя чувствует. Это был первый врач, который не начинал приём со слов «надо».
Через десять минут, когда они обсуждали анализы, дверь без стука распахнулась. Ольга Вячеславовна появилась, как всегда — собранная, с пакетом в руке и тоном, не терпящим возражений. В руках у неё были результаты УЗИ, которые она, по её словам, «вырвала у знакомой» в соседнем центре, чтобы «перепроверить».
– Маргарита, ты забыла, что я просила тебя пересдать кровь? Это важно, твой ферритин ниже нормы. Светлана Львовна, вы ведь посмотрите?
Врач растерялась на секунду, но быстро вернула себе выражение спокойной профессиональной приветливости.
– Простите, но приём у меня — индивидуальный. Я веду пациентку по собственному плану. У неё всё в порядке, показатели в пределах нормы.
Свекровь шагнула внутрь, словно не услышала. Она заговорила про риск гестоза, про прошлый случай с её коллегой, про важность наблюдения в третьем триместре.
Маргарита, сидя на стуле у стола, чувствовала, как в груди поднимается неприятное тепло. Оно не было похожим на гнев, оно было как тяжесть, которую больше невозможно нести в одиночку.
– Мама, – сказала она ровно, не повышая голос. – Пожалуйста, выйди. Я здесь не одна. Я взрослая. И это мой приём. Ты не врач мне. Ты свекровь. И я очень прошу — позволь мне самой решать, кому доверять своё тело.
Светлана Львовна чуть подняла брови, но больше ничего не сказала. Ольга Вячеславовна стояла, сжав пакет, и казалась растерянной. В её взгляде было не возмущение, а растущая, плохо замаскированная обида.
– Я же хотела как лучше. Я не враг, Маргарита.
– Я знаю. Но я тоже не пациентка отделения, мама. Я твоя невестка. И мать твоего внука.
Ольга Вячеславовна вышла, не хлопнув дверью, не сказав ни слова. Просто медленно развернулась, оставив на полу свою тень и тишину.
После приёма Маргарита зашла в аптеку рядом с клиникой. На этот раз — одна. Купила только то, что сама посчитала нужным. Потом прошла в сквер, который начинался сразу за зданием, села на низкую деревянную скамейку между двумя клёнами и достала телефон.
Она не хотела жаловаться. Просто хотела, чтобы Герман знал. Не из чьих-то уст, не с намёков, не из маминых сообщений. Она позвонила, и когда он ответил, сразу перешла к сути.
– Сегодня мама пришла на мой приём. Без предупреждения. Начала вмешиваться, спорить с врачом. Я её попросила выйти. Я не кричала, просто сказала, что мне это не подходит.
На том конце было долго тихо. Потом Герман тяжело выдохнул.
– Она говорила, что у неё были сомнения по поводу анализов. Прости. Я не думал, что она может прийти прямо в кабинет. Это уже… перебор.
– Это уже не просто перебор. Это моё пространство. Я не хочу, чтобы кто-то туда заходил, даже если он с самыми лучшими намерениями.
– Я понял, Марго. Я поговорю с ней.
Маргарита опустила телефон на колени, почувствовав, как в пальцах снова появилась лёгкость. Она смотрела на клёны, на людей, проходящих мимо, на женщину с коляской, которая что-то напевала ребёнку.
На третий день после той сцены в кабинете врача Маргарита вернулась с работы немного раньше, чем обычно. В библиотеке вырубили отопление, и завхоз отпустил всех по домам, чтобы не сидели в пальто между стеллажами. По дороге она зашла в булочную напротив дома, купила мягкий кукурузный хлеб, который Герман любил намазывать маслом по утрам, и поднялась на свой этаж.
В прихожей пахло сушёными травами. Ольга Вячеславовна оставила у двери букет лаванды, перевязанный бечёвкой. Без записки. Без звонка. Просто так. Маргарита подняла его, подержала в руках и положила в узкую вазу на комоде, не сказав ни слова.
Вечером Герман вернулся с работы позже обычного. Уставший, молчаливый, он переобулся, поставил сумку в коридоре и присел на пуф. Маргарита наблюдала за ним со стороны, как смотрят на человека, с которым долго шли рядом, но вдруг осознали — он не всегда понимает, куда ведёт путь. И всё же не хочется терять этот ритм шагов.
Он первым нарушил тишину. Подняв голову, произнёс, тихо и с усилием.
– Я говорил с мамой. Долго. Она не хотела слушать. Говорила, что ты неблагодарна. Что всё делает из любви. Что ты отталкиваешь её. Но потом… потом замолчала.
Маргарита присела напротив, скрестив руки на животе.
– Я не хочу отталкивать. Я просто хочу, чтобы нас было трое. А не трое и мама.
Герман кивнул. Он понимал. Или, по крайней мере, хотел это показать.
– Она просила встретиться. Не ради объяснений. Просто… просто поговорить.
На следующее утро Маргарита приехала в поликлинику на сдачу анализов. Всё было как всегда, номерки, шорох курток, ожидание в коридоре под бледной лампой. Но внутри она чувствовала странное спокойствие. Как будто напряжение последних месяцев начало распутываться — не само, не волшебным способом, а потому, что кто-то наконец отпустил край верёвки.
После процедур она вышла в парк рядом с больницей. Весна уже пахла свежестью, но по дорожкам ещё лежал хрупкий налёт инея. На скамейке под старым клёном, в самом дальнем углу, где не было шумных мам и детских самокатов, сидела Ольга Вячеславовна.
Она была в тёмно-синем пальто, волосы убраны в тугой пучок, лицо спокойное, но уставшее. Увидев Маргариту, она не встала, только подвинулась, освободив место рядом.
– Я помню, как впервые принимала роды, – сказала она, когда Маргарита села. – Мне тогда казалось, что я всё знаю. Все книжки прочитаны, все семинары пройдены. А потом женщина, которую я вела девять месяцев, вдруг сказала мне в лицо, что не доверяет мне. Что хочет другую акушерку. Я тогда даже заплакала. Мне было двадцать семь. Я думала, если ты врач — тебя должны слушать. А оказалось — нет. Ты должен быть рядом. Только рядом.
Маргарита не перебивала. Она чувствовала, что сейчас слова важнее, чем возмущения и упрёки.
– Я всё делала по привычке, – продолжала свекровь. – Думала, что так правильно. Что ты маленькая, не понимаешь. Но ты не маленькая. И не глупая. Просто не я. И это… нормально.
Несколько секунд они сидели молча. Потом Ольга Вячеславовна повернулась к ней, посмотрела прямо, без давления, без ожидания.
– Я хотела сказать… Я тебя слышу.
Маргарита кивнула. Не в знак победы. А просто потому, что эти слова были важны. И они прозвучали.
Позже, когда она вернулась домой, Герман собирал в спальне комод для малыша. Он сидел на полу, окружённый инструкциями и креплениями. Маргарита встала в дверях и прислонилась к косяку.
– У нас будет сын, – сказала она.
Он поднял глаза и улыбнулся. В этой улыбке было не только счастье. В ней было что-то новое. Что-то, что росло внутри них медленно, не сразу, но уже прочно.
Он встал, подошёл к ней, обнял, положив ладонь на живот.
– Я рядом, – сказал он. – Просто рядом.
И в этот раз она ему поверила.
