Вадим взглянул на бомжа и узнал в нем хирурга, который спас его 10 лет назад

— Давай заедем в церковь — предложила Полина.

Вадим посмотрел на жену и улыбнулся. Они были женаты уже девять лет, и всё это время они пытались завести ребёнка. Они обращались к врачам и проходили обследования везде, где только можно. Они делали всё, что могли, сдавали все возможные анализы, но ничего не помогало.

Полина очень страдала и часто плакала. Вадим уговаривал её усыновить ребёнка из детского дома, но жена была против. Она говорила: «Что я за женщина, если не могу родить ребёнка? Для чего я тогда нужна? Для чего я пришла в этот мир?»

Однажды она прочитала, что нужно сходить в церковь и попросить о ребёнке. Она молилась несколько раз, а потом как-то успокоилась и перестала думать о ребёнке. Через месяц они узнали, что Полина беременна. Это было такое счастье! С тех пор Полина каждый месяц ходит в церковь. Ребёнок родился абсолютно здоровым. Дочери уже исполнился год, но Полина всё так же посещает маленькую церковь.

— Хорошо, давай заедем, дорогая, — ласково улыбнулся Вадим.

После рождения ребёнка они стали относиться друг к другу ещё лучше, будто ребёнок ещё больше скрепил их союз и сблизил их. Полина накинула на голову платок и плотнее закуталась в дорогую шубу, которую ей подарил на Новый год муж. Она вышла из машины, а Вадим остался внутри. Он не всегда сопровождал Полину в церковь, хотя и верил в Бога. Считал, что в храм нужно ходить, когда душа просит. Сегодня такой необходимости не было.

Полина скрылась за массивными дверями церкви, а Вадим лениво наблюдал за происходящим через окно. Из церкви вышла женщина в чёрном платье и платке. Её куртка тоже была чёрной. Она перекрестилась и вытерла глаза. Видимо, она кого-то потеряла.

Затем вышел мужчина, за ним — женщина с ребёнком. Они улыбались. Возможно, тоже пришли благодарить за долгожданного малыша.

Вадим решил выйти на свежий воздух. Он включил сигнализацию и прошёлся вокруг церкви. Затем увидел лавочку, возле которой на земле сидел мужчина в грязной одежде. На нём было длинное пальто, из-под которого виднелись ноги в грязных летних кроссовках, когда-то бывших белыми. Руки у мужчины были грязные, лицо заросло бородой, на голове — чёрная вязаная шапка. Судя по внешнему виду, это был бездомный. Рядом с ним стояла маленькая тележка, на которой лежали какие-то тряпки и, видимо, одеяло. В руке мужчина держал пластиковый стаканчик, в который ему кидали милостыню.

Мужчина сидел молча, не надоедая людям, и многие его даже не замечали. Лишь изредка кто-то кидал ему мелочь. Вадим внимательно наблюдал за бездомным. Обычно он не обращал внимания на таких опустившихся и обездоленных людей. Считал, что они не заслуживают его внимания, раз живут на улице. Из любой ситуации можно найти выход. Но после рождения ребёнка Вадим стал относиться к таким людям немного по-другому. Иногда он даже подавал милостыню.

Вадим внимательно смотрел на бездомного. Проходящая мимо женщина засунула ему в стаканчик бумажные деньги. Бомж улыбнулся женщине, но его улыбка выглядела жалкой. Женщина не обратила на него внимания и пошла дальше.

В этот момент бомж аккуратно достал из стаканчика купюру, бережно сложил её и спрятал в карман. Вадим обратил внимание на его длинные и ровные пальцы, которые были похожи на пальцы музыканта или пианиста.

«Наверное, этот мужчина в прошлом был кем-то значимым», — подумал Вадим.

Что же могло произойти, чтобы он оказался на улице?

Вадим открыл машину, достал из кошелька тысячу, подошёл к бомжу и положил деньги в стаканчик. Бомж сразу же отошёл в сторону, но Вадим услышал его глубокий голос:

— Вы очень щедры. Мне ещё никогда не давали такую сумму. Я вам очень благодарен. Не думайте, что я эти деньги пропью. Я не пью. Зато теперь я неделю смогу покупать себе еду.

В нескольких кварталах есть небольшой магазинчик. Продавщица там очень хорошая женщина. Она не воротит от меня нос, разрешает покупать еду. Я смогу покупать там горячий чай и булочки. Мне даже хватит больше чем на неделю. Благодарю вас. Пусть Бог вас хранит.

Вадим повернулся к бомжу. Он удивился, что голос у мужчины был таким необычным. Ему даже показалось, что он его уже где-то слышал.

Вадим не собирался разговаривать с бомжом, но что-то заставило его произнести:

— Вы давно живёте на улице?

Бомж удивился, что этот хорошо одетый мужчина с ним заговорил, и ответил:

— Уже три года. Но около двух лет я жил в подвале одного дома. А потом меня заметили, выгнали оттуда, повесили большой замок на дверь. Теперь я не могу найти себе пристанище. Сплю где придётся, пока ещё не замёрз. Странно в моём положении, но лучше бы уже отправился на тот свет.

Вадим заворожённо смотрел на мужчину. Почему его голос так напоминает ему кого-то? Только вот он не мог понять, кого именно. Ему хотелось снова и снова слушать этот голос. Поэтому он снова задал вопрос:

— Почему у вас нет дома? Что с вами произошло?

Бомж пристально посмотрел на Вадима:

— Не думаю, что вам будет интересно знать мою историю. Многие люди оказываются на улице. Мало ли какие ситуации случаются. Всё это так непредсказуемо. Ты можешь быть успешным врачом, а потом в один миг лишиться всего. Тебя много лет все зовут Борисом Сергеевичем, а потом вдруг ты стал для всех врагом и пустым местом. И нет ни одной души, которая бы относилась к тебе по-человечески. Эта история не сильно отличается от других, которые могут рассказать бездомные люди. У каждого есть своя причина, которая привела человека к такому положению.

Вадим почувствовал, как сердце забилось быстрее, когда он узнал этот голос. Он слышал его в последний раз около десяти лет назад, но тогда он пообещал себе, что никогда его не забудет.

— Вы были хирургом, — тихо сказал Вадим.

Бомж резко поднял голову и внимательно посмотрел на Вадима, а затем кивнул.

— Да, я был хирургом когда-то, но это в прошлом. Теперь я никто.

Вадим молча смотрел на мужчину.

Около десяти лет назад этот мужчина спас ему жизнь. Вадим чуть не погиб, врачи вовремя не поставили правильный диагноз. У него был аппендицит, но операцию не сделали вовремя, начался перитонит. Врачи говорили, что у него нет шансов, но Борис Сергеевич взялся оперировать его.

Он вытащил его с того света, и после операции хирург повторял, что всё будет хорошо. «Ты будешь жить долго и счастливо, парень. Ты ещё столько добрых дел сделаешь, так что не вешай нос. Ты будешь жить, я не отдам тебя. Борись, парень, борись, — говорил ему врач».

И Вадим выжил, правда, пришлось удалить часть кишечника, но он был жив. Он пообещал себе, что никогда не забудет врача, который спас ему жизнь.

— Вы спасли мне жизнь. Я помню вас. Я узнал ваш голос, — сказал он бомжу.

Тот опустил голову и пробормотал:

— Рад, что был вам полезен когда-то, но сейчас я вам уже ничем помочь не могу. Что с вами случилось? Почему вы на улице?

Вадим подошёл к мужчине ближе и склонился к нему. Люди удивлённо смотрели на хорошо одетого мужчину, который вежливо разговаривал с бомжом, но Вадим не обращал ни на кого внимания. Его интересовал только Борис Сергеевич.

Бывший хирург рассказал о своей жизни. Всё у него было хорошо: престижная работа, благодарные пациенты, хорошая зарплата. Но потом случилась авария, и Борис Сергеевич стал виновником. В результате его жена и дочь погибли.

Жена Бориса была дочерью очень известного и богатого человека в городе. Отец его жены не простил зятя за гибель единственной дочери. Он сделал всё возможное, чтобы лишить Бориса всего, что у него было.

Борис лишился самого главного — своего мастерства. Он выжил при аварии, но очень сильно повредил руки. Его оперировали даже в другом городе, но никто ничего не смог сделать. Борис Сергеевич больше не был хирургом. После этого он скатился на дно. Нет, он не начал пить, но стали происходить странные вещи одна за другой.

После того как он лишился работы, он потерял машину, квартиру, всех друзей. Все отвернулись от него. Родственников у него не было. Жена и дочь погибли. Отец жены его ненавидит. Он был один в этом мире.

Итак, он оказался на улице. Никто не вспоминал его, не думал о нём. Он просто исчез, и никто этого не заметил. Единственное, что у него осталось, — это его паспорт. Он бережно хранил его за пазухой, но он ему и не нужен был. Его все позабыли. У него не было дома, у него не было никого и ничего.

Вадим провёл рукой по лицу, по его щекам катились слёзы. Люди изумлённо рассматривали человека, который склонился перед бомжом и плакал. Борис Сергеевич закончил свой рассказ и вздохнул. Он слегка улыбнулся и сказал:

— Молодой человек, спасибо вам за вашу доброту, но вы всколыхнули во мне воспоминания, которые я хочу забыть. Вы очень добры, но позвольте мне заниматься своим делом, а вам я желаю удачи. Я рад, что спас вам жизнь.

— Значит, это было не зря. Меня зовут Вадим. Борис Сергеевич, на самом деле людей, которые обязаны вам жизнью, очень много. Я уверен в этом. И я вам обещаю, что просто так это не оставлю. Я не могу вас здесь бросить. Я что-нибудь придумаю. Я вам обещаю. А вы обещайте мне, что будете здесь и завтра. Мне просто нужно подумать, что делать. А завтра я приеду. Обещаете мне?

Мужчина удивлённо посмотрел на Вадима.

— Я не заслужил такой участи. По моей вине погибли моя жена и дочь. Мне нет места среди обычных людей. Я этого не заслуживаю.

— Вы не правы, вы ни в чём не виноваты, это просто случайность. Обещайте мне, что будете здесь завтра.

Мужчина лишь кивнул. Вадим протянул руку Борису Сергеевичу. Тот смущённо пожал её. Вадим встал и направился к своей машине. Возле машины уже стояла Полина. Она удивлённо смотрела на мужа.

— Вадим, что случилось? Почему ты разговаривал с этим человеком? Он сказал тебе что-то плохое?

Вадим поспешил успокоить жену.

— Нет, Полиночка, нет. Просто этот мужчина — врач, который спас меня. Помнишь, я рассказывал тебе?

Полина охнула и прикрыла рот рукой.

— Какой ужас! Почему он на улице? Что с ним случилось? Ему нужна помощь! Боже, это так ужасно! Садись в машину, я всё тебе расскажу по пути домой. Я хочу с тобой посоветоваться. У меня появилась одна идея. Я буду рад, если ты меня поддержишь.

Вадим рассказал жене всё. Она внимательно слушала его, даже всплакнула. А потом он поделился с ней своей идеей, и жена поддержала его. Он был несказанно рад.

На следующий день Вадим снова приехал к церкви. Борис Сергеевич сидел на том же месте. Шёл снег, было очень холодно, и мужчина совсем замёрз. Вадим долго разговаривал с ним. Борис Сергеевич всё время качал головой, не соглашался с Вадимом, но тот был упрям. В конце концов мужчина сдался. На его глазах появились слёзы, когда он наконец-то кивнул, соглашаясь с Вадимом.

Вадим посадил бомжа в машину и увёз. Люди, которые наблюдали за этой ситуацией, с удивлением смотрели вслед удаляющемуся автомобилю. Зачем этот мужчина увёз этого бомжа? Кто он такой? Зачем ему сдался этот грязный попрошайка? Но все эти вопросы остались без ответа. Вадим забрал Бориса Сергеевича к себе. Он поселил его в своей квартире, которая досталась ему от бабушки. Квартира долгое время пустовала, и Вадим никак не мог выставить её на продажу. Будто что-то удерживало его от этого шага. А теперь эта квартира стала пристанищем для Бориса Сергеевича.

Вадим помог мужчине восстановить все документы и оформить прописку. Он поддерживал Бориса Сергеевича материально, пока тот не нашёл работу. Через несколько месяцев Борис Сергеевич устроился в детский сад. Работа была низкооплачиваемой, но это была его первая работа после долгого перерыва.

В детском саду Борис Сергеевич выполнял разные обязанности: был охранником, садовником, сторожем и помощником. Ему нравилась эта работа, он любил детей, их смех и общение. Работники детского сада тоже полюбили его за доброту и отзывчивость. Они общались с ним приветливо и вежливо, чувствуя, что он интеллигентный и умный человек. Никто не спрашивал его о прошлом, но все чувствовали, что у него есть своя тайна.

Вадим был счастлив, что смог помочь человеку, который когда-то спас его. Борис Сергеевич относился к нему как к сыну и тоже был благодарен судьбе за этот шанс снова стать человеком, быть кому-то нужным и важным.

Муж сказал: «Ты мне никто!» — у нотариуса жена показала, кто здесь хозяйка

Ирина нервно перебирала четки из деревянных бусин — подарок дочери с Бали. Тридцать пять лет брака с Владимиром сложились в калейдоскоп воспоминаний: вот они молодые, в общежитии, варят суп из одной картошки; вот она ночами шьет на заказ, пока он доучивается в институте; вот первая квартира, ремонт своими руками; вот рождение дочери…

И всегда, абсолютно всегда, она стояла на полшага позади.

— Ты ведь знаешь, что я право имею распоряжаться нашей собственностью, как сочту нужным? — голос Владимира звучал обманчиво спокойно, как всегда, когда он готовился взорваться.

— Володя, но мы же договаривались… — Ирина старалась не выдать дрожи в голосе. — Дача — это наша общая…

— Наша? — муж картинно приподнял бровь. Эта привычка появилась у него лет пятнадцать назад, вместе с первыми седыми волосами и полномочиями начальника отдела. — Кто за нее платил? Кто ее строил? Кто брал кредиты?

— Я тоже работала всю жизнь! — Ирина поставила чашку на стол так резко, что чай выплеснулся на скатерть. В другое время она бы тут же бросилась вытирать, но не сейчас. — И дачу мы строили вместе. Я, между прочим, весь огород поднимала!

— Огород! — Владимир рассмеялся, словно услышал анекдот. — Ты серьезно сравниваешь свои помидорчики с моими вложениями?

Послушай, Ира, давай без истерик. Завтра мы идем к нотариусу, и я оформляю дарственную на Сергея.

— На своего племянника? — Ирина почувствовала, как внутри все холодеет. — А как же наша дочь? Внуки?

— Сын сестры — тоже семья. К тому же у него бизнес, он сохранит и приумножит.

— Но почему именно сейчас? Почему за моей спиной?

Владимир встал из-за стола и снисходительно посмотрел на жену сверху вниз.

— Потому что я так решил. И нечего устраивать театр. Завтра в одиннадцать у нотариуса.

Можешь присутствовать, если хочешь, но решать все равно буду я, — он помолчал и добавил, словно вбивая гвоздь: — В конце концов, юридически ты мне никто. Мы даже не расписывались официально, если ты забыла. Так, тридцать пять лет сожительства.

Этот удар Ирина не ожидала. Они действительно долго жили в гражданском браке, но потом-то расписались! Правда, этот момент в семейной хронике как-то стерся, потускнел — не было ни белого платья, ни свадебного путешествия. Просто буднично поставили подписи в ЗАГСе перед рождением дочери.

Когда за Владимиром закрылась дверь спальни, Ирина осталась сидеть на кухне, глядя в одну точку. Обида и бессилие захлестывали с головой. Неужели для него она все эти годы была просто удобной домработницей? «Ты мне никто» — эти слова жгли, как раскаленное железо.

Уснуть не удалось. В три часа ночи Ирина сдалась, встала и включила компьютер. Дрожащими пальцами набрала в поисковике: «Права супругов на совместное имущество».

К восьми утра Ирина уже стояла у дверей юридической консультации, нервно поглядывая на часы.

Ночь за чтением законодательных статей оставила под глазами синяки, но и принесла неожиданное открытие: оказывается, она знала о своих правах катастрофически мало.

— Здравствуйте, вы к Анне Сергеевне? — молоденькая секретарша приветливо улыбнулась. — Проходите, она уже ждет.

Анна Сергеевна, миниатюрная женщина лет сорока в строгом костюме, внимательно выслушала сбивчивый рассказ Ирины, не перебивая.

— Значит, говорите, брак зарегистрирован, но муж утверждает обратное?

— Да, я даже засомневалась… Столько лет прошло. Но я нашла свидетельство в старой шкатулке.

— А когда приобреталась дача?

— В девяносто шестом начали строить. Землю купили на год раньше.

Анна Сергеевна что-то быстро записала.

— То есть уже в официальном браке. А на кого оформлена собственность?

— На Владимира, — Ирина опустила голову. — Тогда было проще… Он настоял.

— Но вы вкладывали средства? Участвовали в строительстве?

— Конечно! Я работала учителем, зарплату всю отдавала. А летом мы вместе строили: я и штукатурила, и красила. Потом участок облагораживала, сад разбила…

Юрист кивнула и достала из стола папку с документами.

— Ирина Николаевна, послушайте меня внимательно. По закону имущество, нажитое в браке, является совместно нажитым, независимо от того, на кого оно оформлено. Ваш муж не может единолично распоряжаться дачей без вашего согласия.

— Правда? — Ирина почувствовала, как к горлу подкатывает комок.

— Более того, — Анна Сергеевна наклонилась ближе, — если у вас сохранились квитанции об оплате, фотографии строительства, свидетельские показания — всё это укрепит вашу позицию.

Два часа спустя Ирина вышла из офиса с папкой документов и четким планом действий. Внутри разгорался огонек, которого она не чувствовала уже много лет. Вся дорога домой превратилась в мысленную инвентаризацию: фотоальбомы, старые чеки в коробке на антресолях, выписки из банка…

— Ты где была? — Владимир даже не поднял глаза от газеты, когда она вошла. — Обед не готов?

— Нам нужно поговорить, — Ирина сама не узнала свой голос — спокойный, твердый.

— О чем еще? Мы, кажется, все обсудили. Через час выезжаем к нотариусу.

— Владимир, — она намеренно избегала домашнего «Володя», — я хочу, чтобы ты знал: я не дам согласия на дарение дачи.

Муж наконец оторвался от газеты, в его взгляде мелькнуло удивление.

— Что значит «не дам согласия»? Тебе не нужно ничего давать или не давать. Ты тут вообще ни при чем.

— Вот как? — Ирина положила перед ним свидетельство о браке. — Думаю, нотариусу будет интересно узнать, что мы женаты официально уже тридцать один год. И что дача — наша совместная собственность.

Владимир побледнел, потом покраснел, его рука дрогнула, смяв газетный лист.

— Ты что, совсем? При чем тут… Это же просто бумажка! Я все покупал, я строил!

— Мы строили, — твердо поправила Ирина. — И я могу это доказать. У меня есть фотографии, документы, свидетели.

— Ты мне угрожаешь? — его голос опасно понизился.

— Нет, я просто впервые за тридцать пять лет говорю тебе «нет».

Минуту они молча смотрели друг на друга, как два незнакомца. Потом Владимир резко встал, опрокинув стул.

— Как знаешь. Поехали к нотариусу. Посмотрим, чего стоят твои угрозы.

Офис нотариуса встретил их прохладой кондиционера и спокойной деловой атмосферой. Пожилая женщина с аккуратно уложенными седыми волосами — Инна Павловна — окинула супругов внимательным взглядом и словно бы сразу почувствовала напряжение между ними.

— Итак, вы хотите оформить дарственную на загородную недвижимость, — нотариус перелистнула документы. — На вашего племянника, Сергея Анатольевича?

— Совершенно верно, — Владимир расположился в кресле с видом человека, привыкшего к тому, что всё происходит по его сценарию. — Все документы у меня с собой.

Ирина села рядом, крепко сжимая свою папку. Сердце колотилось так, что казалось, его стук слышен всем присутствующим.

— Владимир Петрович, насколько я понимаю, вы состоите в браке? — Инна Павловна взглянула поверх очков.

— Ну, формально да, — он небрежно махнул рукой. — Но дача оформлена на меня, жена никакого отношения к ней не имеет.

Нотариус повернулась к Ирине:

— А вы согласны с дарением?

Момент истины. Ирина глубоко вдохнула.

— Нет, не согласна. И хочу заявить, что данный объект недвижимости является нашим совместно нажитым имуществом.

Владимир фыркнул так громко, что это прозвучало почти неприлично.

— Что за бред! Я за всё платил! Мои деньги, мой труд!

— Инна Павловна, — Ирина раскрыла свою папку, стараясь, чтобы руки не дрожали, — у меня есть документы, подтверждающие, что дача приобреталась и строилась в период официального брака. Вот свидетельство, — она выложила первый документ.

— Да у нас половина страны в гражданском браке живёт! — Владимир театрально развел руками. — Какая разница, есть бумажка или нет?

— С юридической точки зрения — принципиальная, — сухо заметила нотариус, изучая свидетельство.

— А вот фотографии строительства дачи, где мы вместе работаем, — Ирина выложила целую стопку. — Вот выписки с моей зарплатной карты с ежемесячными снятиями крупных сумм — всё шло на строительство. И свидетельские показания наших соседей по участку, которые подтверждают мое участие в строительстве и обустройстве дачи.

Владимир побагровел и вскочил.

— Что за цирк? Ты за моей спиной собирала эту… эту компрометирующую информацию?

— Не компрометирующую, а подтверждающую мои права, — спокойно ответила Ирина, удивляясь собственному спокойствию. — Я тридцать пять лет стояла за твоей спиной. Пора встать рядом.

— По закону, — негромко прервала тишину Инна Павловна, — все, что супруги нажили в браке, считается их общей собственностью. Конечно, если только у вас нет брачного договора. Такой договор у вас есть?

— Какой еще договор?.. — Владимир с силой рухнул в кресло. На лбу выступили крошечные капли пота, и он нервно сжал подлокотники. — Какие договоры… мы ведь женились, когда про это никто и не слышал!

— Тогда, — нотариус спокойно скрестила руки на столе, — чтобы продать недвижимость, нужно письменное, нотариально заверенное согласие супруги. Без этого согласия сделка может быть признана недействительной.

Комната погрузилась в звенящую тишину. Ирина вдруг ощутила внутри странное, разливающееся тепло — не злорадство, нет… Просто это было что-то сродни справедливости, наконец вернувшейся на круги своя.

— Это шантаж, — сорвалось у Владимира; слова прорезались в тишине, как змеиный шип. — Ты сейчас просто мстишь мне — за вчера…

— Нет, — Ирина покачала головой, чуть улыбнувшись беззлобно. — Я устала быть «никем». Я твоя жена, мать дочери, бабушка внуков. Я имею право говорить, слышишь? И сейчас — я говорю.

— Думаю, вам стоит обсудить это наедине, — неуверенно предложила нотариус, глядя поверх очков. — Если найдете компромисс, я подготовлю документы.

— Какое еще соглашение?! — Владимир с силой ударил кулаком по креслу. — Либо по-моему — либо никак! Вот и все.

— Тогда — никак, — проронила Ирина, тихо, но на этот раз удивительно твердо. — Я не подпишу.

Впервые в жизни она увидела у него в глазах не гнев — растерянность. И что-то еще… Что-то, похожее на уважение. И как же приятно вдруг почувствовать внутри эту набирающую силу волну — свое собственное право быть услышанной.

Домой они возвращались в полном молчании. Владимир сосредоточенно смотрел на дорогу, костяшки его пальцев побелели от напряжения, с которым он сжимал руль. Ирина украдкой поглядывала на мужа, пытаясь угадать, что творится у него в голове. Тридцать пять лет вместе, а сейчас он казался ей незнакомцем.

Когда машина остановилась у подъезда, Владимир не заглушил двигатель.

— Я поеду проветрюсь, — бросил он, не глядя на жену.

Ирина молча вышла из автомобиля. Мысль о том, что он может не вернуться, промелькнула и исчезла. Почему-то не было страшно. Странное спокойствие, пришедшее к ней в кабинете нотариуса, не покидало.

Дома она сразу позвонила дочери.

— Мам, что случилось? — Наташа всегда чувствовала ее настроение. — У тебя голос другой.

— Мы с отцом… поговорили. Серьезно поговорили.

— Только не говори, что вы разводитесь! — в голосе дочери слышалась паника.

— Нет, что ты, — Ирина неожиданно для себя рассмеялась. — Наоборот. Кажется, мы впервые за много лет начинаем по-настоящему разговаривать.

Когда стемнело, Ирина накрыла на стол, достала из серванта две хрустальные рюмки — подарок на серебряную свадьбу — и села ждать. Время тянулось медленно. В половине одиннадцатого хлопнула входная дверь. Владимир вошел на кухню, устало опустился на стул напротив жены.

— Я думал, ты уже спишь, — сказал он, безуспешно пытаясь скрыть удивление при виде накрытого стола.

— Ждала тебя, — просто ответила Ирина. — Будешь ужинать?

— Буду, — он помолчал, потер переносицу. — Послушай… насчет сегодняшнего…

— Не надо сейчас, — она покачала головой. — Давай просто поедим.

Они молча поужинали. Ирина разлила по рюмкам напиток, который Владимир привез из последней командировки.

— За что пьем? — спросил он, неуверенно улыбнувшись.

— За новое начало, — Ирина подняла рюмку. — За нас.

Прикосновение хрусталя прозвучало как маленький колокольчик. Владимир выпил залпом, поставил рюмку, долго смотрел на скатерть, словно там были написаны нужные слова.

— Я испугался сегодня, — наконец произнес он. — Не нотариуса, не документов твоих… Тебя. Ты была… другая.

— Я была собой, — тихо сказала Ирина. — Той, которую ты когда-то полюбил. Помнишь?

— Помню, — он вдруг улыбнулся. — Ты тогда спорила со мной о Бродском. Я еще подумал — вот заноза!

— А потом мы поехали на дачу к твоему другу и всю ночь проговорили на веранде.

— И ты сказала, что хочешь такой же домик, обязательно с верандой.

Ирина кивнула. В горле стоял комок.

— Володя, я не хочу отбирать у тебя право решать. Я просто хочу, чтобы мы решали вместе. Как раньше.

Он протянул руку через стол, накрыл ее ладонь своей — жест, которого не было уже много лет.

— Ты знаешь, я ведь хотел как лучше. Сергей бизнесмен, у него связи, он бы сохранил дачу…

— А наши внуки? Они каждое лето там. Помнишь, как Димка научился плавать в нашем пруду? Как Алиса собирала для тебя землянику?

— Помню, — теперь его голос дрогнул. — Но я думал… черт, я уже сам не знаю, что я думал. Наверное, о престиже, о статусе… Глупости все это.

— Не глупости, — мягко возразила Ирина. — Просто ты забыл спросить меня. А я забыла напомнить, что тоже имею право голоса. Мы оба виноваты.

Они проговорили до рассвета — как тогда, на чужой веранде, тридцать пять лет назад. О дочери, о внуках, о заброшенной беседке на даче, которую давно пора отремонтировать, о совместных планах. Впервые за долгие годы — о совместных.

Утром, за завтраком, Владимир деловито разложил на столе бумаги.

— Вот что я предлагаю: оформим дачу в совместную собственность, как и должно быть. Потом составим завещание на Наташу и внуков.

— А как же Сергей? — осторожно спросила Ирина.

— Передумал. Племянник — это хорошо, но не ценой семейного мира. Я вчера долго ездил, думал… Ты меня прости за «никто». Это я был никем без тебя все эти годы, просто боялся признаться.

Ирина смотрела на мужа и видела в нем одновременно и строптивого студента, в которого влюбилась когда-то, и умудренного опытом мужчину, с которым прошла через все трудности. Только теперь их было не двое против целого мира, а двое заодно — друг с другом и с собой.

— Значит, мир? — она протянула руку.

— Мир и новая глава, — Владимир крепко пожал протянутую ладонь. — Кстати, как насчет той веранды, о которой ты мечтала? Может, наконец построим?