Какую большую квартиру тебе купили тебе родители — с завистью рассматривала жилье жена брата

– Ты представляешь, Маша, родители Юле квартиру купили! – Ирина нервно теребила прядь крашеных светлых волос, зажав телефон между плечом и ухом.

Её тонкие пальцы с идеальным маникюром в пастельных тонах выдавали привычку следить за собой, несмотря на скромный доход. – Да не просто квартиру, а трешку в новом доме! В «Солнечном парке», знаешь? Где фонтан во дворе и подземный паркинг!

– Ну и отлично, рада за Юлю, – спокойно отозвалась Маша. – Она хорошая девочка, заслужила.

– Заслужила? – Ирина резко остановилась посреди своей съемной квартиры. – Чем это, интересно? Тем, что в свои двадцать семь до сих пор на шее у родителей сидит? В этой своей научной библиотеке копейки получает?

– Ир, ну перестань…

– Нет, ты послушай! – Ирина подошла к окну, отодвинула занавеску из синтетической ткани – подешевле, но смотрится прилично. – Мой Андрей – их родной сын, между прочим – каждый день на работе пашет. Начальник отдела в крупной компании! А мы до сих пор снимаем эту однушку. Представляешь, вчера соседи сверху опять затопили, а хозяйка даже ремонт делать отказывается!

– А вы просили помощи у родителей? Может, они просто не знают, что вам тяжело?

Ирина замялась, разглядывая своё отражение в оконном стекле. В свои тридцать два она выглядела отлично – стройная фигура, модная стрижка, дорогая помада. Никто бы не догадался, что её брендовая блузка куплена на распродаже.

– Мы… то есть я… пыталась поговорить со свекровью. На дне рождения Андрея, помнишь, месяц назад? Она такой торт испекла, все нахваливали. Я тогда сказала: «Ах, как было бы здорово собираться в своей квартире, а не в съемной…» А она только улыбнулась и предложила всем добавки.

– А Андрей что говорит?

– Андрей! – Ирина фыркнула. – Знаешь, что он мне вчера заявил? «Милая, давай завтра купим Юле красивый цветок в новую квартиру. Я так рад, что у сестрёнки теперь будет своё жильё!»

– Ну так это же хорошо, что они с сестрой…

– Какое хорошо? – перебила Ирина. – У его сестры теперь трешка в элитном комплексе, а он радуется! Ты бы видела эту квартиру, мы на просмотр ездили перед покупкой. Девяносто квадратов, потолки три метра, окна в пол! А ванная! Господи, да моя спальня меньше, чем её ванная комната!

– Ира, – в голосе Маши появились строгие нотки, – ты сейчас себя накручиваешь. Может, не стоит…

– Нет, Маш, – Ирина понизила голос до полушепота, – завтра на новоселье я всё выскажу. Пусть знают, как делить детей на любимых и нелюбимых. Прямо при всех спрошу – почему одной всё, а другому ничего?

– Ирина! Не вздумай! Ты же всех поссоришь!

– А я больше не могу молчать! Пять лет живём как бедные родственники. На день рождения свекровь мне сумку подарила. Сумку! А дочери – квартиру! – Ирина провела рукой по идеально уложенным волосам. – Андрей получает прилично, но все деньги у нас уходят на съём и мою косметику. А я ведь должна выглядеть презентабельно, я жена начальника! Я не могу прийти в офис к мужу на корпоратив в чем попало!

В дверном замке повернулся ключ.

– Всё, Андрей пришёл, – торопливо прошептала Ирина. – Завтра созвонимся, расскажу, как всё прошло.

Она нажала «отбой» и повернулась к двери, натягивая на лицо приветливую улыбку. В прихожую вошел Андрей – высокий шатен с добрыми карими глазами и легкой щетиной. Несмотря на усталость, он улыбался.

– Привет! А я нам по пути домой поесть купил. Извини, совещание затянулось. Там круассаны есть твои любимые, с кокосом и фундуком.

– Ничего, дорогой, – Ирина чмокнула мужа в щеку, искоса глянув на пакет из обычного супермаркета. – Как прошел день?

– Отлично! Знаешь, я так рад за Юльку. Она столько лет на своё жильё копила, а родители вон как помогли! – Андрей начал разбирать пакет с продуктами.

Ирина прикусила губу. «Ничего, – подумала она, – завтра будет совсем другой разговор. Я больше не собираюсь молчать и делать вид, что всё прекрасно».

Следующим утром Ирина потратила почти два часа на сборы. Она придирчиво рассматривала свой гардероб, перемеряла все праздничные наряды. Наконец выбор пал на кремовое платье-футляр, купленное в прошлом месяце на распродаже – строгое, но эффектное.

– Ир, мы опоздаем! – донесся из кухни голос Андрея. – Юля просила приехать пораньше, помочь с расстановкой мебели.

– Иду-иду, – отозвалась Ирина, в последний раз проводя щеткой по волосам. – А что, твоя сестра даже с мебелью разобраться не может?

Андрей появился в дверях спальни:

– Ириш, ну зачем ты так? Юльке просто нужна помощь.

– Конечно, – Ирина поджала накрашенные розовой помадой губы, – зачем думать и напрягаться самой, когда можно попросить братика помочь? Как обычно.

– Что с тобой сегодня? – Андрей подошел к жене, положил руки ей на плечи. – Ты какая-то напряженная.

Ирина встретилась взглядом с мужем в зеркале. Его карие глаза смотрели с искренним беспокойством. На секунду ей стало стыдно за свои колкости, но тут же вспомнились просторные комнаты новой Юлиной квартиры.

– Всё в порядке, – она натянуто улыбнулась. – Поехали, не будем заставлять твою сестру ждать.

Новый жилой комплекс впечатлял – высокие современные здания из стекла и бетона, ухоженная территория, охрана на входе. У Ирины засосало под ложечкой, когда они проходили через просторный холл с дизайнерской отделкой.

– Представляешь, два консьержа, – как ни в чем не бывало рассказывал Андрей, пока они поднимались в лифте. – И подземный паркинг. Правда, здорово?

– Очень, – процедила Ирина сквозь зубы.

Юля встретила их на пороге – невысокая шатенка с живыми зелеными глазами, одетая в простые джинсы и свободную рубашку. Совсем не похожа на счастливую обладательницу элитной недвижимости, отметила про себя Ирина.

– Андрюша! Ирочка! – Юля заключила брата в объятия. – Как я рада, что вы пришли!

– Мы тоже рады, – Ирина натянуто улыбнулась, проходя в просторную прихожую.

– Проходите, проходите! – Юля светилась от счастья. – Только не обращайте внимания на беспорядок, я еще не все распаковала.

Ирина огляделась. Беспорядком здесь и не пахло – большие коробки аккуратно составлены у стен, на полу защитное покрытие, чтобы не повредить новый паркет. В воздухе пахло свежей краской и новой мебелью.

– Какая у тебя прихожая просторная, – заметила Ирина, скидывая туфли. – Наверное, приятно, когда столько места.

– Да, здесь даже гардеробная предусмотрена, – Юля указала на раздвижные двери. – Правда, я пока не знаю, чем её заполнить. У меня и вещей-то столько нет.

– Не переживай, – Ирина улыбнулась, но глаза остались холодными, – наживешь еще. Теперь-то есть где хранить.

Андрей бросил на жену предупреждающий взгляд, но она сделала вид, что не заметила.

– Пойдемте, я вам всё покажу! – Юля повела их по квартире. – Вот здесь будет гостиная. Смотрите, какие окна! А балкон какой!

– Невероятно, – протянула Ирина, разглядывая панорамные окна. – И сколько же стоит такое счастье?

– Ира! – одернул её Андрей.

– Что? – она невинно захлопала ресницами. – Просто интересуюсь. Может, нам тоже когда-нибудь повезет так… удачно получить квартиру.

Юля замерла, её щеки слегка покраснели:

– Ира, ты же знаешь, родители всю жизнь работали…

– О да, – перебила Ирина, – работали они, а получила почему-то только ты. Интересно, правда?

В комнате повисла тяжелая тишина. Юля растерянно переводила взгляд с брата на невестку, теребя рукав своей простой голубой рубашки. Андрей нахмурился, на его высоком лбу появилась глубокая складка.

– Ирина, может выйдем на минутку? – его голос звучал непривычно твердо.

– Зачем? – Ирина картинно развела руками. – Я просто говорю то, о чем все думают. Вот скажи, Юль, ты не находишь странным, что твои родители купили тебе одной такую огромную квартиру? Не проще было бы купить две поменьше? И тебе, и брату?

– Ира, прекрати, – в голосе Андрея зазвенел металл.

Но Ирину уже было не остановить. Она медленно прошлась по просторной гостиной, впивая каблуки в защитное покрытие:

– Мы вот с твоим братом пять лет снимаем однушку. Пять лет! А ты получаешь вот это всё, – она обвела рукой пространство, – просто так. За красивые глаза.

– Ирочка, – Юля сделала шаг вперед, её зеленые глаза наполнились слезами, – я не думала…

– Конечно, ты не думала! – Ирина повысила голос. – Зачем тебе думать? У тебя же есть любящие родители, которые всё решат за тебя! А мы с Андреем… – она запнулась, смахнула невидимую слезу. – Мы каждый месяц считаем деньги, откладываем на первый взнос по ипотеке. А тут – бах! – и трешка в элитном доме просто падает с неба!

– Всё, хватит! – Андрей схватил жену за локоть. – Пойдем, нам надо поговорить.

– Не трогай меня! – Ирина вырвала руку. – Я ещё не всё сказала! Юля должна знать, что…

– Юль, прости нас, – перебил Андрей. – Мы сейчас вернемся.

Он буквально вытащил упирающуюся Ирину в коридор, а затем на просторную лоджию, плотно закрыв за собой стеклянную дверь.

– Что. Ты. Творишь? – чеканя каждое слово, спросил он.

Ирина скрестила руки, её безупречно накрашенные губы скривились:

– А что такого? Я просто говорю правду. Ты посмотри на эту квартиру! Здесь одна люстра стоит как наша месячная аренда!

– Ты ничего не знаешь, – Андрей устало провел рукой по лицу.

– Чего я не знаю? – Ирина подалась вперед. – Что твои родители предпочли младшенькую доченьку? Что ей можно всё, а нам…

– Родители предлагали мне квартиру три года назад.

Ирина замерла с открытым ртом:

– Что?

– Я отказался, – Андрей смотрел ей прямо в глаза. – Сказал, что сестре нужнее. Она женщиная. У женщины всегда должен быть тыл. А я сам заработаю.

– Ты… что? – Ирина побледнела, её идеальный макияж вдруг стал казаться неуместной маской. – Почему ты мне не сказал?

– А ты бы поняла? – Андрей горько усмехнулся. – Судя по сегодняшнему представлению – нет.

– Но это же… – Ирина судорожно сглотнула. – Ты должен был со мной посоветоваться! Я твоя жена!

– Посоветоваться? – Андрей покачал головой. – О чем? О том, что моя младшая сестра живет на скромную зарплату библиотекаря и снимает комнату в коммуналке? О том, что она каждый месяц откладывает половину зарплаты, отказывая себе во всём, пока ты каждую неделю ходишь по салонам?

Ирина отступила на шаг, её каблук звонко стукнул по плитке балкона:

– Не смей попрекать меня салонами! Я жена руководителя, я должна выглядеть соответственно!

– Соответственно? – Андрей провел рукой по волосам, его обычно спокойное лицо исказилось от горечи. – А знаешь, как выглядит Юля? В том же самом платье третий год подряд. И ничего, не жалуется.

– Так вот в чем дело? – Ирина подалась вперед, её тщательно уложенные волосы рассыпались по плечам. – Тебе нравится, что твоя сестра – такая скромница? Такая правильная? А я, значит, транжира?

– Дело не в этом, – Андрей покачал головой. – Дело в том, как ты себя ведешь. Ты хоть понимаешь, что устроила?

За стеклянной дверью балкона мелькнула фигура Юли – она ходила по гостиной, явно не находя себе места. Её плечи были опущены, а лицо заплаканное.

– А как я должна себя вести? – Ирина повысила голос. – Радоваться? Хлопать в ладоши? «Ах, какая прелесть, моей золовке купили квартиру за пятнадцать миллионов, а мы будем и дальше снимать однушку с текущим потолком!»

– Ужас… – Андрей внимательно посмотрел на жену. – Не в том, что ты завидуешь. А то, что ты совершенно не думаешь о других. Вот скажи, ты хоть раз поинтересовалась, как Юля живет? Чем занимается? О чем мечтает?

Ирина фыркнула:

– А что там интересоваться? Сидит в своей библиотеке, книжки выдает…

– Она защитила кандидатскую в прошлом году, – тихо сказал Андрей. – По истории древних рукописей. Четыре года писала, по ночам, после работы. А днем водила экскурсии по библиотеке, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

– И что? – Ирина дернула плечом, но в её голосе появилась неуверенность.

– А то, что когда родители предложили мне квартиру, я знал – Юле она нужнее. У неё вся жизнь впереди. Она столько всего может сделать, она мечтает открыть свою школу каллиграфии – она же об этом мечтает с детства. А ты… – он осекся.

– Договаривай! – в глазах Ирины блеснули злые слезы. – Что я?

– А ты думаешь только о том, как выглядеть соответственно, – Андрей произнес это без злости, с какой-то усталой обреченностью. – Знаешь, я всё думал – может, это пройдет? Может, ты повзрослеешь, начнешь ценить что-то кроме денег и статуса?

В этот момент в дверь квартиры позвонили – первые гости на новоселье. Юля, вытирая глаза, поспешила в прихожую.

– Что ты хочешь этим сказать? – Ирина подошла к мужу вплотную, её идеально подведенные глаза сузились.

– Помнишь, что ты сказала маме на мой день рождения? Про то, что было бы здорово собираться в своей квартире?

– Ну и что?

– А то, что мама после этого плакала. Потому что она помнит, как я отказался от квартиры. И теперь думает, что я живу в съемной квартире из-за неё.

Ирина отшатнулась, её наманикюренные пальцы вцепились в перила балкона: – Не пытайся давить на жалость! Твоя мама прекрасно знает…

– Нет, это ты послушай, – Андрей схватил её за плечи, развернул к себе. В его карих глазах читалась боль. – Знаешь, что мама сказала тогда? «Сынок, может мы что-то не так сделали? Может, надо было настоять, заставить тебя взять квартиру? У вас же семья». А я стоял и не знал, что ответить. Потому что моя собственная жена попрекает их тем, что они помогли дочери!

За стеклянной дверью в гостиной уже собирались гости. Слышался приглушенный смех, звон бокалов. Юля, натянув улыбку, что-то рассказывала родителям. Мама, невысокая женщина с добрыми глазами, в простом синем платье, то и дело поглядывала в сторону балкона.

– Твои родители могли купить две квартиры, – упрямо проговорила Ирина, но в её голосе уже не было прежней уверенности.

– Могли, – спокойно согласился Андрей. – Только знаешь что? Они собирали эти деньги двадцать лет. Папа брал дополнительные смены на заводе. Мама подрабатывала репетитором по вечерам. Они отказывали себе во всём. А ты заявляешься сюда и считаешь чужие деньги.

– Я просто хотела…

– Знаю, чего ты хотела, – перебил Андрей. – Ты хотела, чтобы все вокруг поняли, как с тобой несправедливо обошлись. Только – он помолчал секунду. – Я больше не могу.

– Что значит «не могу»? – Ирина нервно поправила волосы дрожащей рукой.

– Это значит, что я устал, – Андрей отвернулся, глядя куда-то вдаль через панорамное остекление балкона. – Устал от твоего вечного недовольства. От подсчета чужих денег. От того, как ты относишься к моей семье.

В гостиной зазвучал взволнованный голос мамы:

– Юлечка, милая, где Андрюша с Ириной? Что случилось?

– Они… они сейчас придут, – донесся дрожащий голос Юли. – Просто обсуждают… планировку балкона.

– И что теперь?

Андрей медленно повернулся к ней. На его лице застыло выражение, которого Ирина никогда раньше не видела – смесь решимости и бесконечной усталости:

– Я всегда гордился тем, что сам всего добился. Хорошая работа, карьера – всё сам. И мне не стыдно было отказаться от родительской помощи, потому что я знал – у меня всё получится. Я только одного не учел…

– Чего же? – едва слышно спросила Ирина.

– Что моя жена окажется не способна порадоваться чужому счастью. Даже если это счастье моей родной сестры.

В гостиной стало заметно шумнее – пришли ещё гости. Сквозь стеклянную дверь балкона было видно, как Юля, то и дело украдкой вытирая глаза, принимает поздравления и подарки. Её простая голубая рубашка немного помялась, на бледном лице проступили красные пятна от волнения.

– Мне кажется, нам пора присоединиться к гостям, – Ирина сделала шаг к двери, но Андрей преградил ей путь.

– Нет, – его голос звучал непривычно жестко. – Сначала мы договорим.

– О чем? – Ирина попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой. – Андрюш, ну погорячилась я, с кем не бывает…

– Не бывает? – он горько усмехнулся. – Помнишь, как ты отреагировала, когда узнала, что Юля поступила в аспирантуру? Сказала: «Ну конечно, кому-то можно годами сидеть на шее у родителей и в науку играть».

– Я просто…

– А когда она защитила диссертацию? «Подумаешь, достижение – копаться в старых книжках». Ты хоть раз спросила, чем она занимается? Что изучает?

Ирина молчала, нервно теребя ремешок дорогих часов – подарок Андрея на прошлый день рождения.

– А ведь знаешь, – продолжал Андрей, – она восстановила несколько утерянных текстов восемнадцатого века. Её работу отметили на международной конференции. Только ты этого не знаешь, потому что тебе неинтересно ничего, кроме денег и статуса.

За стеклом мелькнула фигура отца – высокого седого мужчины в простом сером костюме. Он что-то обеспокоенно говорил жене, поглядывая в сторону балкона.

– Андрюша, – Ирина положила руку мужу на плечо, – давай не будем портить праздник. Я признаю, что была неправа. Извинюсь перед Юлей…

– Нет, – он мягко, но решительно снял её руку. – Дело не в извинениях. Знаешь, я всё думал – может, ты изменишься? Может, поймешь, что в жизни есть что-то важнее денег и престижа? Но сегодня… – он покачал головой. – Сегодня я понял, что ошибался.

– Что ты хочешь этим сказать? – в голосе Ирины появились испуганные нотки.

– Помнишь, как мы познакомились? – вместо ответа спросил Андрей. – На той корпоративной вечеринке? Ты была такая красивая, уверенная в себе. Я влюбился в твою улыбку, в твой смех…

– Андрей…

– А потом началось, – он словно не слышал её. – Сначала нужна была квартира в престижном районе. Потом – брендовая одежда, потому что «ты же жена руководителя». Салоны, рестораны, статусные вещи… Я всё думал – может, это пройдет? Может, когда-нибудь ты научишься ценить простые вещи?

Андрей посмотрел на жену долгим взглядом: – Знаешь, что самое страшное? Я перестал узнавать в тебе ту девушку, в которую влюбился. Она умела радоваться мелочам, смеяться от души, мечтать… А ты – ты только считаешь чужие деньги и завидуешь.

– Я не… – начала Ирина, но осеклась под его взглядом.

– Сегодня ты унизила мою сестру в её собственном доме. Оскорбила моих родителей, которые всю жизнь работали ради своих детей – он глубоко вздохнул. – Я благодарен тебе.

– Благодарен? – Ирина растерянно моргнула.

– Да. Потому что теперь я точно знаю, что нам нужно развестись.

Ирина побледнела, её идеальный макияж вдруг стал казаться неуместной маской:

– Ты не можешь…

– Могу, – мягко сказал Андрей. – И должен. Потому что я не хочу просыпаться через двадцать лет и понимать, что живу с человеком, который способен только завидовать и требовать.

В гостиной зазвучал голос матери:

– Андрюша! Ирочка! Что же вы там так долго?

Андрей взялся за ручку балконной двери.

– Я сейчас вернусь к гостям. А ты… ты можешь уйти. Или остаться и искренне поздравить Юлю. Выбор за тобой.

Он открыл дверь и вышел, оставив Ирину одну на просторном балконе. Она смотрела, как он подходит к сестре, крепко обнимает её, что-то шепчет на ухо. Видела, как расцветает лицо Юли. Как родители с облегчением выдыхают, видя улыбку дочери.

Ирина перевела взгляд на своё отражение в стекле. Красивая, ухоженная женщина в дорогом платье. Всё идеально – прическа, макияж, маникюр. Только в глазах – пустота.

Она достала телефон, вызвала такси. А потом, в последний раз взглянув на счастливую семью за стеклом, тихо вышла из квартиры. В просторном холле с зеркальными стенами цокот её каблуков звучал особенно одиноко.

«Девяносто квадратных метров», – подумала она, спускаясь в лифте. – «Кому-то девяносто метров, а кому-то развод…»

На улице накрапывал мелкий дождь. Ирина достала из сумочки зеркальце, привычным жестом поправила помаду. Но впервые за долгое время её не волновало, безупречно ли выглядит её отражение.

Вы, как лицо, заинтересованное в получении наследства, могли оказывать на неё давление.

— Мама всегда говорила, что простить можно только тогда, когда готов отпустить свою правоту, — тихо произнесла незнакомая женщина, стоявшая у могилы Елены Петровны.

Анна вздрогнула и обернулась. Перед ней стояла высокая стройная женщина лет пятидесяти – пятидесяти пяти, с каштановыми, тронутыми сединой волосами, собранными в аккуратный пучок. В её чертах было что-то неуловимо знакомое — как будто Аня смотрела на старую фотографию своей матери, только немного искаженную временем.

— Вы… Марина? — голос девушки дрогнул.

Женщина кивнула, не отрывая взгляда от свежего могильного холма, усыпанного гвоздиками. Моросил мелкий дождь, но ни одна из них не спешила раскрыть зонты.

— А я Аня. Ваша племянница.

— Я знаю, — тихо ответила она. — Ты очень похожа на Наташу.

Дождь усилился, и остальные немногочисленные участники похорон начали расходиться. Они остались стоять — две чужие друг другу женщины, соединённые невидимой нитью крови и общей потерей.

— Почему вы пришли сейчас? — спросила Анна, не сумев скрыть горечь в голосе. — Где вы были последние тридцать лет?

Елена Петровна Соколова прожила долгую и непростую жизнь. Вырастила двух дочерей, рассорилась с одной из них, похоронила мужа, пережила перестройку и вступила в новую Россию с гордо поднятой головой и несгибаемым характером. Её старшая дочь, Наталья, часто говорила: «Мама как кремень — можно искры высекать». И это была чистая правда.

Всю свою жизнь Анна провела рядом с бабушкой. Когда ей было двенадцать, они с мамой переехали к Елене Петровне после развода родителей. Четырёхкомнатная квартира в центре города стала для них крепостью, убежищем от всех невзгод. Бабушка, школьный учитель математики с сорокалетним стажем, взяла на себя образование внучки, пока Наталья работала на двух работах.

О существовании второй дочери — Марины — Елена Петровна почти никогда не упоминала. Анна знала только то, что много лет назад она «предала семью» и уехала. Что именно вкладывали в это слово, никто не объяснял, а девочка, честно говоря, и не спрашивала. В детстве ей казалось, что это какая-то взрослая, сложная история, которую она поймёт, когда вырастет. А когда Аня выросла… просто привыкла к мысли, что у бабушки одна дочь — её мама.

На стенах их квартиры висели фотографии, запечатлевшие разные периоды жизни семьи: бабушка с дедушкой на демонстрации, мама-старшеклассница с косичками, Аня в детском саду в нелепом бумажном колпаке… Но не всё можно было увидеть в этих снимках. Кое-что притаилось между страниц старых альбомов. Именно там Анна нашла несколько выцветших снимков, на которых была изображена тоненькая темноволосая девочка, но когда Анна спрашивала, кто это, бабушка лишь отмахивалась: «Это неважно, Анечка».

Пять лет назад Наталья умерла от быстротечного рака. Это был удар, от которого Елена Петровна так и не смогла оправиться. Она словно осела, сгорбилась, а её стальной характер дал трещину.

Через пару месяцев Елена Петровна неожиданно заговорила о квартире.

— Анечка, — позвала она внучку чётким голосом, так не похожим на её обычное бормотание. — Подойди, детка. Я хочу, чтобы квартира осталась тебе.

— Да что ты такое говоришь? — Аня взяла её руку, такую лёгкую и хрупкую, что казалось, она вот-вот растает. — Ты ещё нас всех переживёшь.

— Не перебивай старших, — привычно строгим тоном сказала старушка, и внучка невольно улыбнулась. — Слушай внимательно. Я хочу написать дарственную на тебя. Только надо будет сходить к нотариусу. Ты поможешь мне добраться?

Анне стало не по себе. Она не думала ни о какой квартире. Ей было двадцать три, она жила на съёмной квартире, начинала строить карьеру, и больше всего на свете хотела, чтобы бабушка жила как можно дольше, ведь больше у неё никого не было. И зачем лишний раз говорить о том, что так страшило?

Но к нотариусу они всё же сходили. Зачем лишний раз волновать старушку своим отказом? И что поменяет эта дарственная? Ничего. Бабушка будет жить в своей квартире, а Анна — в съёмной квартире поближе к работе.

Спустя два года врачи поставили ей диагноз — болезнь Альцгеймера. Три года Анна наблюдала, как яркая, сильная женщина, научившая её всему, что она знает, постепенно теряет себя. Сначала она просто забывала, куда положила очки или какой сегодня день недели. Потом начала путать Аню с Наташей. А в последний год перестала узнавать даже себя в зеркале.

Сначала Анна приходила к бабушке несколько раз в неделю, каждый день после работы, а позже просто переехала к ней. А в последние месяцы пришлось взять отпуск за свой счёт и полностью посвятить себя уходу за ней. Жених Анны не выдержал такой жизни и ушёл — вернее, предложил отправить бабушку в специализированный пансионат. «Она всё равно тебя не узнаёт, — говорил он. — Какая разница, кто будет менять ей памперсы?» Но Аня знала, что разница есть, и что бабушка, несмотря на свою болезнь, чувствует, что рядом родной человек. Поэтому жених ушёл один, а она осталась.

А потом Елена Петровна умерла. Казалось, что это конец. Но, к содалению, это было только начало сложной и не самой приятной истории.

После поминок в бабушкиной… теперь уже окончательно Аниной квартире остались лишь она и Марина. Тётя стояла у окна, рассматривая городской пейзаж, который почти не изменился за тридцать лет её отсутствия.

— Значит, мама всё-таки переписала квартиру на тебя, — произнесла она, не оборачиваясь.

Анна замерла с чашкой недопитого чая в руках.

— Вы пришли за наследством? — прямо спросила девушка.

Марина повернулась. В её глазах не было жадности или зависти — только усталость и что-то похожее на сожаление.

— Я пришла попрощаться с матерью, Аня. Хотя, если честно, я надеялась…

— Бабушка оформила дарственную пять лет назад, когда была в здравом уме и твёрдой памяти, — сказала Анна, стараясь говорить спокойно. — Если вы собираетесь её оспаривать, то…

— Я не собираюсь ничего оспаривать, — перебила Марина. — Я просто хочу понять, почему моя мать все эти годы не отвечала мне? Я ведь ей писала. Раз за разом. Получала ли она мои письма? Хотя бы думала обо мне?

Её вопросы застали племянницу врасплох. Анна действительно никогда не видела никаких писем, не слышала о попытках Марины восстановить отношения.

— Бабушка никогда о вас не говорила, — честно ответила она. — А в последние годы из-за болезни она вообще мало что помнила из прошлого.

Марина кивнула, как будто именно такого ответа и ожидала.

— Могу я задать вопрос? — осторожно спросила Анна. — Что произошло между вами? Почему вы уехали?

Марина глубоко вздохнула и села в кресло — то самое, в котором обычно сидела Елена Петровна, когда смотрела свои бесконечные сериалы.

— Я влюбилась, Аня. Банально, правда? Влюбилась в человека, которого моя мать считала недостойным. Он был простым механиком, без образования, зато с золотыми руками и добрейшим сердцем. Мама была категорически против. «Либо я, либо он» — так она поставила вопрос. И я выбрала его.

— И вы ни разу не пожалели? — вырвалось у Анны.

Марина слабо улыбнулась.

— Каждый божий день я жалела о том, что не смогла заставить маму понять мой выбор. Но о самом выборе — нет, никогда. Мы с Сергеем прожили счастливую жизнь. Вырастили сына, он сейчас в Канаде, работает программистом. У меня есть внучка, ей шесть… — Марина достала телефон и показала фотографию улыбающейся девочки с косичками. — Сергей умер два года назад. Инфаркт. И знаешь, что самое печальное? Мама так и не узнала, каким замечательным человеком он был.

Анна смотрела на эту женщину — свою тётю, о существовании которой она знала лишь по обрывкам фраз и старым фотографиям, и не знала, что сказать. С одной стороны, она выросла с убеждением, что Марина предала семью. С другой — её история звучала так… по-человечески понятно.

Через неделю после похорон в дверь позвонил мужчина в дорогом костюме и с кожаным портфелем. Он представился адвокатом Марины и сообщил, что его клиентка намерена оспорить дарственную, поскольку Елена Петровна «не могла находиться в здравом уме», когда подписывала документ.

— Но она подписала его пять лет назад! — возмутилась Анна. – Ещё до болезни!

— У нас есть свидетельства соседей, что Елена Петровна уже тогда проявляла признаки деменции, — холодно ответил адвокат. — К тому же, вы, как лицо, заинтересованное в получении наследства, могли оказывать на неё давление.

Анна была настолько ошеломлена, что просто захлопнула дверь перед его носом. Как Марина могла так поступить? После их, казалось бы, откровенного разговора?

На следующий день девушка узнала, что по подъезду ходят слухи: внучка манипулировала больной бабушкой, чтобы получить квартиру. А ещё якобы морила её голодом и не покупала лекарства. Все эти абсурдные обвинения, очевидно, исходили от Марины, которая обрабатывала соседей.

Анна чувствовала себя преданной и обманутой. Значит, весь этот спектакль с трогательной историей о несчастной любви был лишь способом втереться к ней в доверие? А разговоры о примирении — просто уловкой, чтобы усыпить её бдительность? Выведать у неё побольше информации? А ведь они тогда долго проговорили. Анна всё-всё ей рассказала, в подробностях. Можно ли что-то из этого использовать против неё?

Посоветовавшись с подругой, Анна наняла адвоката. Юрист уверил её, что дарственная абсолютно законна и что шансы Марины оспорить её ничтожны. «Но процесс может затянуться, — предупредил он. — И будьте готовы к тому, что вам придётся выслушать много неприятного в свой адрес».

И он оказался прав. Следующие два месяца превратились в настоящий кошмар. Марина не просто оспорила, она привела в качестве свидетелей соседей, которые вдруг «вспомнили», как Елена Петровна жаловалась им на головные боли и забывчивость ещё шесть лет назад, до смерти Натальи. Анна знала, что это ложь — бабушка вообще мало общалась с соседями, считая большинство из них сплетниками. Но доказать это было сложно.

Однажды вечером, готовясь к очередному заседанию, девушка решила поискать фотографии бабушки пятилетней давности — чтобы показать, что она выглядела бодрой и здоровой. Перерыв всё в комнате, которая когда-то принадлежала маме, Анна наткнулась на потрёпанную коробку из-под конфет, спрятанную в глубине шкафа. Внутри лежали письма — десятки писем с разными датами, но одним отправителем: Марина.

С замирающим сердцем она начала их читать.

«Дорогая мама, прошло уже пять лет, но я до сих пор вспоминаю наш последний разговор с болью…»

«Мамочка, у тебя родился внук! Его зовут Миша, ему уже два месяца, и он так похож на папу…»

«Мама, я знаю, что ты злишься на меня, но неужели ты не хочешь увидеть своего внука? Ему исполнилось восемь, и он талантливый мальчик…»

Письма шли год за годом — иногда с интервалом в несколько месяцев, иногда чаще. Некоторые были короткими, другие занимали несколько страниц. В них Марина рассказывала о своей жизни, о муже, о сыне, о работе… В каждом письме она просила о прощении, о возможности встретиться, поговорить. В каждом чувствовалась неподдельная тоска по матери и сестре.

Последнее письмо было отправлено около семи лет назад. Потом, наверное, Марина отчаялась.

Самое удивительное — все конверты были распечатаны. Значит, кто-то читал эти письма. Но явно не Елена Петровна — иначе она бы не хранила их в дальнем углу шкафа в комнате дочери.

Было очевидно, кто именно прятал эти письма. Мама. Но зачем? Почему она пыталась не допустить примирение матери с младшей дочерью? У них были свои счёты? Или Наталья считала, что матери эти письма причинят только боль? Или Марина рассказала не всё, что тогда произошло между ними?

Девушка сидела на полу среди разбросанных писем, и слёзы текли по её щекам. Столько лет Марина пыталась восстановить связь с семьёй. Почему мама хранила эти письма? Может, она собиралась когда-нибудь показать их Елене Петровне, но всё не решалась? Или, возможно, не хотела тревожить больное сердце матери? А может, и сама не была готова к возвращению сестры? Анна не могла знать наверняка, но сам факт того, что письма были сохранены, а не уничтожены, говорил о многом.

Сколько боли, сколько недосказанности, сколько упущенных возможностей для примирения… И теперь, когда ни Елены Петровны, ни Натальи уже нет, они с Мариной продолжают эту бессмысленную войну, не зная всей правды.

Вечером Анна позвонила адвокату и попросила организовать встречу с Мариной. На следующий день они встретились в небольшом кафе. Марина пришла с папкой документов.

— Если ты хочешь обсудить мировое соглашение, — сразу начала она, — то мой адвокат сказал…

— Я не об этом, — перебила её Анна, доставая из сумки конверт. — Я хочу, чтобы вы сначала увидели это.

Она достала стопку писем и положила перед Мариной.

— Я нашла их вчера в шкафу у мамы. В коробке из-под конфет.

Марина взяла верхнее письмо, перевернула его и побледнела, увидев свой почерк.

— Они… Она хранила их? — её голос дрогнул.

— Скорее всего, их хранила мама, — твёрдо сказала Анна. — Именно она получала их и читала. Но не показывала бабушке.

Марина выпрямилась.

— И ты думаешь, что я поверю в эту сказку?

— Я нашла в дневнике мамы упоминание об этом.

Анна достала потрёпанную записную книжку и открыла заложенную страницу.

— «Снова письмо от Марины. Снова просит о встрече. Мама наконец стала оправляться после операции, стала спать без таблеток. Не могу рисковать её здоровьем сейчас». Это запись от две тысячи третьего года.

Марина молчала, изучая дневник.

— Тогда у мамы действительно было заболевание сердца, — наконец произнесла она. — Но это было двадцать лет назад. А потом? Что мешало Наташе потом показать ей мои письма?

— Вот последняя запись, — ответила Анна, открывая ещё одну страницу. — «Сегодня сказали, что это четвёртая стадия. Времени мало. Нужно наконец рассказать маме о письмах Марины, пусть они встретятся. Хватит этой глупой войны». Через месяц мамы не стало.

— И ты думаешь, что я в это поверю?

— Если бы мама хотела вас наказать, она бы просто уничтожила эти письма. Но она их хранила. Все до единого.

Марина задумчиво перебирала конверты.

— Моя жизнь с Сергеем была счастливой, но неполной, — наконец сказала она. — Я чувствовала пустое место за столом. Место, где должна была быть моя мать. Моя сестра.

— И тем не менее вы распускали обо мне ужасные слухи. Решили и дальше лелеять свою пустоту.

Марина отвела взгляд.

— Когда я узнала о смерти матери, я позвонила соседке. Она сказала, что мама жила в одиночестве, что за ней никто не ухаживал. Я поверила. А потом выяснилось, что это не так.

— И всё же вы пришли за наследством.

— За своей долей, да, — не стала отпираться Марина. — Это дом моего детства. И да, мне нужны эти деньги — Сергей болел, остались долги…

Анна кивнула, уважая такую честность.

— Я предлагаю вам компенсацию, — сказала она. — Половина стоимости квартиры по оценке независимого риелтора. Вы получаете деньги, я — публичное опровержение слухов. Это справедливо, как считаете?

Марина задумалась, потом кивнула.

— Согласна. Но мне нужно посоветоваться с сыном. Он прилетает из Канады через неделю.

— Разумеется, — ответила Анна. — Семейные решения должны приниматься сообща.

Они сидели у окна, пили горячий чай и, наконец, по-настоящему разговаривали. Без обвинений, без недомолвок — просто как две женщины, связанные не только кровью, но и общим горем.

— Знаешь, — сказала Марина, вертя в руках чайную ложку, — когда Сергей умер, я поняла одну простую вещь: нет ничего важнее семьи. Я так надеялась успеть помириться с мамой…

— Ты ведь не знала, что она не получала твои письма? — спросила Анна.

— Нет, конечно. Я думала, она просто не хочет меня видеть. Так обидно, что всё это время… — Марина не закончила фразу.

— А я выросла, даже толком не понимая, что у меня есть тётя, — сказала Анна. — Представляешь, сколько всего мы потеряли? Семейные праздники, встречи… Я могла бы дружить с твоим сыном.

— С Мишей, — улыбнулась Марина. — Да, вы почти ровесники. Ему сейчас тридцать.

Они засиделись допоздна, рассматривая фотографии в телефоне Марины, вспоминая общих родственников, восстанавливая семейные связи, оборванные тридцать лет назад. И постепенно горечь от потерянных лет сменялась надеждой на будущее — новое, совместное будущее.

Прошло полгода. Сделка была оформлена. Марина получила свою часть компенсации и вернулась к себе, но теперь они с Анной регулярно созванивались. Однажды весенним днём Анна получила по почте конверт. Внутри было приглашение на свадьбу — Михаил, сын Марины, женился второй раз. И Анна, впервые за долгое время, ощутила радость от мысли о том, что где-то есть семья, куда её ждут.

В день свадьбы она стояла в праздничном зале, разглядывая незнакомые лица и пытаясь найти общие черты. Марина представляла её всем как «мою племянницу, дочь Наташи». Многие удивлялись, но никто не задавал лишних вопросов.

— Я рада, что ты смогла приехать, — сказала Марина, подходя к ней с бокалом шампанского.

— Я тоже, — искренне ответила Анна.

— Знаешь, — Марина на мгновение замялась, — я недавно разбирала бумаги и нашла старую фотографию. Наша последняя семейная фотография, где мы все вместе — мама, папа, я и Наташа. Я сделала копию для тебя.

Анна взяла конверт с фотографией. На снимке молодая Елена Петровна улыбалась, обнимая двух дочерей. Они выглядели счастливыми, и трудно было представить, что всего через пару лет их пути разойдутся на десятилетия.

— Спасибо, — тихо сказала девушка.

— У Миши скоро родится ребёнок, — вдруг сказала Марина. — Мы узнали совсем недавно. Если будет девочка, они с Катей хотят назвать её Еленой… в честь бабушки.

Анна почувствовала, как к горлу подступает комок. Жизнь продолжалась. Кто-то уходил, кто-то приходил. Семейные связи, такие хрупкие и в то же время такие прочные, тянулись через года, перешагивая через обиды и недопонимание.

— Мама была бы рада, — Анна подняла бокал. — За новое поколение и за то, что мы наконец нашли друг друга?

— За новое поколение, — эхом отозвалась Марина. — Пусть им не придётся повторять наших ошибок.