Кто настоящий отец?
Катя сидела на кухне у родителей и тихо плакала. Последний месяц она жила в каком-то страшном ожидании, сдавая один анализ за другим. Сегодня наконец прозвучал диагноз: её печень постепенно отказывала. Нужна была пересадка. Иначе…
Она почувствовала, как к горлу снова подкатывает ком.
Рядом сидела мать, Ирина Владимировна, осторожно поглаживая дочь по плечу и тихо приговаривая:
— Катенька, моя хорошая… Прости меня, пожалуйста, что я ничем не могу помочь. Если бы не этот проклятый диабет, я бы не задумываясь стала донором…
— Мам, перестань, — прошептала Катя, вытирая слёзы. — Ты здесь ни при чём.
В дверях появился отец. Александр Степанович стоял в напряжении, его лицо было бледным, взгляд бегал по кухне, не в силах сосредоточиться.
— Пап… — тихо позвала Катя, с надеждой посмотрев на него. — Может, ты сможешь стать донором? Сдашь анализы?
Отец с трудом сглотнул, сжал кулаки, затем быстро кивнул:
— Конечно… Конечно, Катюша, сдам… Обязательно сдам…
Его голос сорвался, руки заметно задрожали. Он отвёл глаза и стал смотреть в окно, словно пытаясь убежать от взгляда дочери.
— Саша, ну перестань, — осторожно сказала Ирина Владимировна. — Ей сейчас поддержка нужна, а ты стоишь как чужой… Сядь с нами, поговорим спокойно…
— Знаю я, знаю! — неожиданно резко ответил Александр Степанович, вздрогнув всем телом. — Ты думаешь, мне легко? Думаешь, я не переживаю?
— Папа… — тихо сказала Катя, потрясённая его резкостью.
Он посмотрел на неё, в глазах сверкнула вина и боль, и он быстро вышел из кухни. Катя снова заплакала, опустив голову. Мать мягко привлекла её к себе, прижимая к груди.
— Он не специально, Катюш… Он просто очень боится. Ему нужно время, он справится… Мы все справимся, слышишь?
Отец Кати, Александр, полюбил Ирину с первого же дня, как увидел её в университетской аудитории. Он зашел на лекцию и сразу замер, забыв, зачем пришёл и что собирался делать дальше. Она сидела у окна, в простой белой блузке и скромной синей юбке чуть ниже колен, но Саше казалось, что красивее девушки он никогда в жизни не встречал. Такие огромные, светло-зелёные глаза он видел впервые, а когда она улыбнулась, её ямочки на щеках лишили его способности дышать.
Потом как-то незаметно они оказались в одной общей компании и начали дружить. Общались, гуляли, смеялись. Но Саша был слишком робок и нерешителен. Он боялся даже просто пригласить её на чай после пар, всегда мучительно думая, что может показаться ей скучным и неинтересным.
Зато в их компании был другой парень, Борис. Он был полной противоположностью Саше — высокий, уверенный в себе, с красивой улыбкой и приятным бархатным голосом. Он не боялся ни отказов, ни насмешек, поэтому без тени стеснения начал активно ухаживать за Ирой. Все вокруг смотрели и восхищались: казалось, они были идеальной парой. Только Саша видел, как часто после прогулок с Борисом Ира отворачивалась к окну, чтобы скрыть слёзы. И снова робкий Саша оказывался рядом, утешая её.
— Ну почему он такой жестокий, Саш? Что я ему сделала плохого?
— Ты ни в чём не виновата, Ир, — отвечал он ласково. — Просто Борька такой. Он не понимает, кого теряет.
А однажды Саша заметил Иру в коридоре факультета — бледную, растерянную. Он едва успел подхватить её, когда она стала оседать на пол, потеряв сознание. Ира была такая лёгкая и хрупкая в его руках, что сердце Саши едва не разорвалось от нежности и тревоги одновременно. Он отнес ее в свободную аудиторию и открыл окно.
— Ирочка, что с тобой? — прошептал он, осторожно усадив её за парту.
Она открыла глаза, увидела Сашу и вдруг горько заплакала, пряча лицо в ладонях. Он утешал ее, как мог. А потом она открылась ему.
— Я беременна, Саш, — едва слышно проговорила она. — Борис меня прогнал. Он сказал, что не хочет ни меня, ни ребёнка… Что это позор для него…
Она с ужасом посмотрела на Сашу и вдруг снова доверчиво уткнулась лицом в его плечо. Он обнял её осторожно.
— Тихо, Ир, не плачь. Ты не одна, я с тобой, слышишь? Я всегда буду рядом.
И тогда впервые в жизни Саша решился. Он осторожно взял её лицо в ладони и заглянул ей в глаза:
— Выходи за меня, Ириша. Пожалуйста. Я буду любить тебя и твоего ребёнка как никто другой. Я клянусь тебе.
Она молчала долго, словно не веря услышанному.
— Я верю тебе, Сашенька. Но это же не совсем честно…
— Всё честно! Я знаю, что ты меня не любишь сейчас, но может, полюбишь потом… Но я же прекрасно понимаю всё. Ты не врешь мне. Я сам беру ответственность!
Она сказала, что подумает и убежала. А потом все-таки согласилась. И в тот миг ему казалось, что счастливее человека во всём мире просто не существует.
Когда Катя уехала к себе домой, Ирина Владимировна едва дождалась, пока закроется дверь, и тут же резко повернулась к мужу.
— Ты что, Саш, с ума сошёл? — голос её дрожал от гнева. — Твоей дочери страшно, она может умереть, а ты что за сцену ей устроил?
Александр Степанович молча прошёл на балкон и нервно закурил. Он затягивался торопливо и глубоко, словно пытаясь дымом заглушить боль. Ирина пошла за ним, не желая оставлять разговор.
— Ну ты что молчишь? — с вызовом спросила она. — Ты не понимаешь, что сейчас не время устраивать истерики? Ей нужна твоя поддержка, понимаешь ты это?!
— Ир, замолчи! Ты вообще ничего не понимаешь, — тихо, почти шёпотом сказал Александр Степанович, выпуская густой клуб дыма и глядя в никуда. — Я сдам этот проклятый анализ, слышишь? Я сдам, но скорее всего не подойду. Ты должна понимать это сама… Тебе ли не знать, что не подойду…
Ирина раздражённо махнула рукой:
— И что? Ну и что, что не подойдёшь? Так и с родными бывает, это нормально! Если так боишься, что правда всплывет, так Катя и не узнает никогда…
Он резко повернулся к ней, глаза его потемнели, губы дрожали:
— Глупая ты, Ирка! — вскрикнул он срывающимся голосом. — Да я не этого боюсь! Я боюсь того, что моя единственная дочь умрёт, а я… — он закашлялся от волнения, — а я не в состоянии её спасти, понимаешь ты это или нет?!
Наступила тишина. Ирина Владимировна смотрела на мужа, потрясённая и растерянная. Александр отвернулся, опустив плечи, и снова глубоко затянулся сигаретой.
— Господи, Саша, — наконец тихо проговорила она, осторожно приблизившись и положив руку ему на плечо. — Прости меня… Я просто… Я не подумала…
Он ничего не ответил. Просто молча стоял и курил, глядя куда-то в ночное небо, стараясь хоть как-то совладать с собой.
Александр Степанович сдал анализы, ни на что не надеясь и даже внутренне примирившись с тем, что шансов почти нет. Но сидеть сложа руки он не собирался. Он слишком любил дочь, чтобы просто ждать чуда. Нужно было что-то сделать, и он решил сам найти того, кто наверняка подошёл бы лучше него.
Неделю он жил в постоянном напряжении, отслеживая каждую ниточку и каждый след из прошлого. Он обзвонил старых одноклассников, встречался со знакомыми, осторожно задавая вопросы о Борисе. Наконец ему удалось выяснить адрес, и Александр немедленно отправился к нему.
Дверь квартиры в хрущевке на окраине открыл совершенно незнакомый человек. Лишь после секундного замешательства Александр понял, что перед ним стоит Борис, отец его дочери. От былой красоты и гордой осанки не осталось ничего: перед ним стоял опухший, одутловатый мужчина с мутными глазами и дрожащими руками.
— Заходи, Саш, чего уж там, — Борис, пошатываясь, отошёл в сторону, пропуская его внутрь. От него пахло перегаром.
В доме царил хаос: бутылки, грязная посуда, скомканная одежда, пыль на всех поверхностях. Александр с трудом сел на край стула, стараясь ни к чему не прикасаться.
— Давно тебя не видел… — пробормотал Борис, наливая себе в грязную кружку какую-то мутную жидкость. — Лет двадцать уже, наверное…
Александр сухо кивнул:
— Почти тридцать. Я не просто так пришёл. Мне нужна помощь…
Борис словно не услышал его, уставился в окно и затянулся горьким дымом сигареты:
— Понимаешь, Сашка, жизнь-то какая вышла поганая… Бизнес у меня был — прогорел, жена была — развела на деньги и ушла, а я… Видишь, как живу? — Он грустно усмехнулся. — Один остался, никому не нужен…
Он говорил что-то ещё, долго и бессвязно, о старых друзьях, о потерянных возможностях и о том, как всё могло быть иначе. Но Александр почти не слушал. Он просто смотрел на человека, который когда-то так легко разбил жизнь Ире, и теперь как оказалось и свою сломал.
Но главное он понял сразу: Борис не годился в доноры. Этот человек не смог бы спасти Катю. Александр встал и тяжело вздохнул, собираясь уходить.
— Подожди, Саш, куда ты? Выпьем хоть, за встречу? — беспомощно протянул Борис, но Александр лишь покачал головой.
— Нет. Спасибо, мне нельзя! — сказал он и, не прощаясь, вышел на улицу, где полной грудью вдохнул свежий воздух. Внутри всё сжималось от отчаяния и бессилия.
Домой Александр ехал долго. Дорога была пустынной, но какой-то бесконечной, как будто специально давала ему возможность остаться наедине со своими мыслями. Он несколько раз останавливался у обочины, выходил из машины, нервно курил. В одну их таких остановок раздался звонок. Александр вздрогнул и быстро взял трубку. Звонила Ирина, её голос был каким-то необычным, взволнованным и радостным одновременно:
— Саша, ты где сейчас? Быстро домой! У нас новости! Очень хорошие новости!
Он даже не успел ничего спросить, как она уже повесила трубку. Александр, почувствовав, как бешено застучало сердце, резко нажал на газ.
Он ворвался домой, не разуваясь, и замер у порога. В прихожей его уже ждали Ирина и Катя. Ирина вся буквально светилась, а Катя, увидев отца, со слезами радости бросилась к нему и крепко обняла.
— Папочка! — воскликнула она, прижавшись к его груди. — Папочка, ты подходишь!
Он стоял совершенно растерянный, не понимая, что происходит, боясь поверить услышанному:
— Подожди… О чём ты, доченька? Ира, что происходит?
Ирина улыбалась сквозь слёзы, подойдя ближе и взяв мужа за руку:
— Саша! Ты подходишь! Звонили из клиники. У вас очень хорошее совпадение, очень высокие показатели совместимости! Очень… Врачи ОЧЕНЬ удивленны…
Она смотрела на мужа, давая понять, что такое и у родных бывает редко. Александр смотрел на жену, затем на дочь, и не мог поверить в услышанное. Он начал переспрашивать:
— Совместимость? Со мной? Это точно?
— Правда, папочка, правда! — плача и смеясь одновременно, говорила Катя. — Ты можешь стать донором!
Александр опустился на ближайший стул. Глаза вдруг наполнились слезами, и он, не сдерживаясь и даже не пытаясь скрыть эмоции, заплакал от счастья и облегчения. Всё внутри разрывалось от переполнявших его чувств.
— Боже мой… — шептал он, вытирая лицо дрожащими руками.
Катя и Ирина обнимали его, утешали и радовались вместе с ним. Это было чудо, он не надеялся на него, а оно свершилось… И теперь он сможет спасти свою дочь. Он сможет защитить её от смерти.
п.с. Катя осталась жива.
Деньги или любовь?
Девятилетний Алёша вернулся из школы в приподнятом настроении и, дождавшись, когда родители вернутся с работы, заявил им:
— Мам, пап, с сегодняшнего дня все домашние дела я буду делать только, если вы мне будете платить за это!
— Это кто ж тебя надоумил? — поинтересовалась мама Света.
— Никто, я сам! Просто у нас в классе Виталику родители платят за это, а я что — крайний? Мне тоже нужны деньги!
— Гм, — задумался папа Вадик, — и сколько же ты хочешь получать за свою помощь по дому?
— Ну… я не знаю, — замялся Лёша. Он как-то не продумал ещё этот момент и прайс-лист пока не составил.
— Хорошо, тогда давай, ты начнёшь зарабатывать с завтрашнего дня, а не с сегодняшнего, — предложила мама. — За ночь всё продумаешь и утром нам с папой объявишь твои пожелания.
— Ну ладно, — вздохнул сын и закрылся в своей комнате, чтобы написать список дел и достойную, по его мнению, плату за них.
— Что думаешь? — Света посмотрела на мужа.
— Думаю, стоит попробовать, — ответил Вадик, — стимул в виде наличности никогда ещё не подводил. Посмотрим, что из этого выйдет.
На том и порешили.
Утром Алёша положил на кухонный стол тетрадный листок, расчерченный пополам. Слева был столбик домашних дел, а справа — цена.
— Ого! — присвистнул папа. — Мытьё посуды — сто рублей! Вынести мусор — пятьдесят. Пропылесосить — тоже сто. А вымыть пол — аж двести? Ну друг, из тебя выйдет неплохой бизнесмен!
Сын зарделся он такой похвалы, не замечая иронии.
— Это ещё не весь список. Наверно, я про что-то забыл, но я оставил там место, — гордо вздёрнул он нос.
Собираясь в школу, он крикнул из прихожей:
— Давайте мне мусор! Я вынесу. И деньги сразу!
— Лёшенька, так папа вчера вынес, — огорчила сына Света.
— Блин, говорил же, давайте, вчера начну, так нет — завтра, завтра, — бурча себе под нос, обиженный и расстроенный Лёшка вышел из дома.
— Оставь посуду, — напомнил Вадик жене, когда они позавтракали и Света по привычке встала у раковины. — А то ребёнок без денег останется.
Она хихикнула и выключила воду.
— А я ему задания напишу на весь день.
Вернувшись из школы, Лёша бросился на кухню. К его радости, в раковине сиротливо стояли две чашки и одна тарелка, а на столе лежала записка:
«Сынок, помой посуду, пропылесось в комнате, вымой свою обувь, протри пыль. Придём, проверим и расплатимся. Целую. Мама».
— Ура! — мысленно подсчитал свой доход за день Лёшка и, забросив школьный рюкзак, принялся за работу.
Через два часа всё было сделано, и он со спокойной совестью уткнулся в телефон, делясь с Виталиком своими достижениями.
— Чувак, красавчик! — похвалил его приятель. — Я теперь за всё деньги требую! В магаз сгонять, стол протереть на кухне, кровать заправить.
— Ого! — восхитился Лёшка и погрустнел. — Ну, наверно, за кровать мне не будут платить.
— Это ещё почему? Это тоже твой труд! И вообще, ты не обязан это делать, — учил пронырливый одноклассник Лёшку. — Почитай на досуге «Семейный кодекс»!
Что такое Семейный кодекс Лёшка не знал, поэтому полез в интернет и занялся изучением информации. Через час он был подкован и готов к защите своих прав.
Вернувшись с работы, родители заметили, что сын потрудился. В раковине было пусто, его чистые кроссовки стояли на полке для обуви, а не валялись, как обычно, на проходе; пылесос выглядывал из-за двери, это говорило о том, что его, по крайней мере, доставали.
— Мам, пап, я всё сделал! — радостный сын выскочил из комнаты с протянутой рукой.
— Ну, заслужил! — отец отсчитал ему сумму по прайсу, и Лёшка, довольный, с горящими глазами, исчез в своей комнате.
— Вадик, смотри, — позвала мужа Света на кухню и кивнула на листок со списком.
Список увеличился. Теперь туда вошли: заправка кровати, вытирание стола на кухне, поход в магазин.
— Разошёлся сынуля, — усмехнулся Вадик, — почувствовал запах денег. Ладно, посмотрим, что будет дальше.
Вечером после ужина раковина была полна грязной посуды. Лёшка с грустью посмотрел на неё, и в голову ему пришла прекрасная, как ему казалось, идея:
— Вы должны мне доплачивать за количество. А то это нечестно — за две чашки сто рублей и за гору посуды тоже. Нет, это уже двести рублей!
Мать с отцом переглянулись.
— Думаю, это справедливо. Как считаешь? — Вадик подмигнул жене.
— Хм, — нахмурилась она, но согласилась.
Лёшка от радости даже запрыгал и занялся посудой. Но с этого момента он начал завышать ценник: помыть обувь — одна цена, составить всё на полку — другая; собрать грязное постельное бельё — за отдельную плату, загрузить в машинку и включить — будьте любезны доплатить!
— Тебе не кажется, что наш сын обнаглел? — Вадик поднял листок с прайсом за уголок двумя пальцами и потряс им в воздухе перед носом жены.
— Кажется, — согласилась она. Список оплачиваемых домашних дел уже не вмещался на двух страницах. — Пора прекращать эту бизнес-идею.
На следующий день родители пригласили сына на серьёзный разговор.
— Алексей, — начал отец, — ты уже взрослый, сам зарабатываешь деньги, ты должен знать, что с каждого дохода нужно уплачивать налог государству. Пока твоё государство — это мы с мамой. Так что, будь добр, выдать нам тринадцать процентов со всей суммы, что ты заработал.
— А ещё, — продолжила мама, — тебе придётся платить за аренду компьютера, телевизора, а это немало, скажу я тебе.
— Вы чего? — обалдел Лёшка и заморгал. — Какие проценты? Какая аренда? Что это такое, вообще, аренда?
— Ну как что? Ты же пользуешься компом, телефоном, а за пользование надо платить, — усмехнулся отец.
— А по Семейному кодексу я имею право распоряжаться своими доходами. А вы обязаны меня содержать до восемнадцати лет! — выпалил сын. — Кормить, одевать, лечить, учить.
Лёшка наконец-то смог блеснуть своими знаниями. Но отец тут же остудил его пыл.
— Конечно, имеешь. Мы же не против. Но налог ты заплатить обязан. И пользоваться имуществом родителей можешь только с нашего согласия, а компьютер, телевизор — это наше имущество, и мы не даём такого согласия с мамой. Это тоже Семейный кодекс. Телефон — это подарок, поэтому это твоё имущество. На него мы не претендуем с мамой.
Обескураженный Лёшка пошёл подсчитывать свои доходы и высчитывать, сколько ему нужно будет вернуть денег.
Недоступность компьютера и телевизора сглаживалась наличием телефона, но это было совсем не то, и Лёшка заскучал. Он ещё не знал, что ждёт его впереди.
Наутро вместо любимых блинчиков мама поставила перед ним тарелку с кашей.
— Мам, а где блинчики? — удивился Лёшка и отодвинул тарелку.
— Блинчики за отдельную плату. В Семейном кодексе не сказано, что ребёнка обязаны кормить тем, что он пожелает. Там просто написано: обязаны кормить. Я тебя кормлю, разве не так?
Лёшка грустно поковырялся в каше, но есть не стал.
— В школе поем, — буркнул он и пошёл собираться.
— Мама, а где мои новые кроссовки? — раздался озадаченный голос мальчика.
Света вышла в прихожую и удивлённо посмотрела на сына.
— У тебя ещё старые кроссовки хорошие. Родители обязаны одевать детей, обувать, но там не сказано, что они должны покупать ребёнку новые кроссовки, потому что они сейчас в тренде. Ты прекрасно можешь ходить в старых.
Лёшка выскочил из квартиры со слезами на глазах. У Светы сжалось сердце от жалости к сыну, но урок нужно было преподать и выдержать до конца.
Из школы Алёша возвращался в приподнятом настроении. Он ещё не оставил попыток зарабатывать дома. Вечером он, гордо выпятив грудь, принёс отцу раскрытый дневник. Там красовались две пятёрки.
— Вот! — заявил он. — Каждая пятёрка по десять рублей!
Вадик чуть не поперхнулся чаем от наглости сына. Он взял дневник и перелистнул страничку назад. Там краснела жирная двойка.
— Кажется, ты ещё нам с мамой должен за этого лебедя?! — нахмурив брови, взглянул на Лёшку отец. Сын покраснел и, схватив дневник, убежал к себе. Через полчаса он вышел из комнаты и принёс матери школьный рюкзак.
— Мам, зашей мне, пожалуйста, — оторванный хлястик держался на честном слове.
— Триста рублей, — с серьёзным лицом ответила Света, разглядывая фронт работы, — в ателье это будет дороже.
— Ну мам! — воскликнул Лёшка. Он уже понял, что проиграл в этой борьбе за независимость.
— Ну не хочешь платить — зашивай сам, — пожала мать плечами и занялась своими делами.
— Ладно, я всё понял. Мама, папа, я больше не буду просить деньги за домашнюю работу, буду делать всё бесплатно. Простите меня. Только давайте, пусть всё будет как раньше?! — Лёшка держался, чтоб не расплакаться, но в носу предательски защекотало, и на глаза навернулись слёзы.
— Это хорошо, что ты всё понял, — взял его за руку отец, притянул к себе и обнял, — свобода и права — это большая ответственность. А мы с мамой заботимся о тебе не потому, что обязаны, а потому, что любим тебя. И самое главное в семье — это взаимопомощь и взаимоуважение. Не забывай об этом, сынок!
Лёшка, с пунцовыми щеками, кивал, и слёзы раскаяния капали отцу на плечо.
В школе к Лёшке подошёл Виталик.
— Прикинь, мне родаки теперь платят даже за то, что я им пульт от телевизора нахожу! А я специально его прячу, — в восторге от своей находчивости поделился он с Лёшкой последними новостями своего бизнеса. — Скоро накоплю на новый телефон себе!
— А мне ничего не надо, у меня и так всё есть, и родители меня любят просто так, — заявил юному «бизнесмену» Алёша и сел за свою парту, оставил того одного в полном изумлении.
