Мать пришла на концерт в детдом и увидела на сцене своего погибшего сына

– Ах, Анна Алексеевна… Концерт в ДК, да-да, вы же просили напомнить, – пропела Леночка, бросив взгляд на часы. – Успеваете, как раз!

Секретарша-то знала, что если Анна Алексеевна на кладбище съездила, всё из головы вон. Звонила, предупреждала, следила, прямо как вторая мама, а то и первая, ведь у Лены-то своей и не было. Да, вот так.

Познакомились они на концерте, на таком же, как сегодня. Два года назад. Лена, сирота после детдома, помогала артистам. Шустрая, всё успевала: и успокоить, и причёску поправить, и комплимент ребёнку сказать. Все её любили – воспитатели, педагоги, дети. А Анна Алексеевна помогала талантам из детских домов дорогу в жизнь найти. Талантов-то там хоть отбавляй, только вот никто их не видит, не развивает.

После смерти мужа и сына занялась сначала благотворительностью, да только видит, толку мало. Решила по-другому действовать. Теперь на концерты народ ходит, билеты покупает, деньги в сирот вкладывает.

Анна Алексеевна поднялась, платочком памятник протёрла.

– Ну что, мои дорогие, пойду я. Ребята там ждут, надеются. Не скучайте, скоро вернусь.

Слезинка по щеке скатилась, одинокая. Пять лет… Пять лет, как Васи нет… Молодые, бедные, счастливые – казалось, всё так просто. А оно и получалось!

Ферму свою открыли за три года, через четыре о них уже говорили. Всё вместе, никогда не ругались. Только вот… Доктора говорили – всё в порядке, не торопитесь. Верили, улыбались, поддерживали друг друга. А потом – беременность, двойня. Вася, словно наседка, над ней трясся, шагу ступить не давал. И вот, подходит Василий.

– Ань, нам поговорить надо. – Сердце у неё ёкнуло.

– У доктора был?

– Он позвонил…

– Что с мальчиками?

Вася вздохнул.

– Ань, один мальчик нормальный, а второй… Слишком активный, больше намного. Еду, воздух забирает, ну, ты понимаешь… Один плод больше другого. Мальчиками они станут, когда родятся. Доктор, в общем, попросил подготовить тебя… Один ребёнок, скорее всего.

Проплакала она несколько дней. Вася мрачный ходил, а что он мог поделать? Ему-то, наверное, ещё тяжелее было. Роды начались раньше срока, в больницу на скорой увезли. Дальше – ад. Аня чувствовала, что что-то не так, но сил даже спросить не было. Потом – темнота…

Очнулась, вся разбитая, словно после кошмара, а в голове – вопрос: «Ну, что там?»

– Ань, у нас сын! Чудо просто! – прозвучал голос.

Один сын… Глаза закрылись, слёзы ручьём. Сердце сжалось, но когда принесли Кирюшу… всё забылось. Копия Василия! С самого рождения – одно лицо. И рос парнишка – загляденье, умный не по годам.

Как-то раз Вася на работу поехал, что-то забыл. Кирюша – за ним, хоть и четыре года ему было, но упрямый. Вася улыбнулся: «Ладно, поехали, только быстро».

Аня запеканку любимую готовила, мужчины её обожали это блюдо. Да и до работы Васи – рукой подать, даже на оживлённую улицу выезжать не надо. Запеканка готова, а их всё нет. Аня на улицу вышла. Они ведь могли улитку встретить, бабочку… и засмотреться. Она-то их знала, как облупленных. Во дворе – никого. За ворота – тоже.

На перекрёстке… толпа, мигалки, машины. Аня – шаг, ещё шаг, побежала. Синяя машина… как у Васи. Не пускают её, а она рвётся, кричит, царапается, кусается… Двое мужчин в форме держат крепко. Темнота…

– Анна Алексеевна! Анна Алексеевна! – кричат ребятишки, бегут к ней.

Она улыбнулась, остановившись.

– Какие вы сегодня красивые! Готовы? Слова не забыли?

Дети обступили, наперебой хвастаются.

– Молодцы, умнички! Я горжусь вами! Давайте покажем, на что мы способны!

Воспитательница спешит к ним, молодая.

– Ну, что это такое! На секунду отвернуться нельзя! Анна Алексеевна, отдохнуть бы вам, пальто снять…

– Неля Сергеевна, не ругайтесь, всё хорошо! Спонсоры здесь!

Неля Сергеевна ладошки к щекам прижала.

– Ой, вы не представляете, сколько народу! И все такие важные!

– Это хорошо, очень хорошо. Андрей Иванович здесь?

– Да, уже в зале, про вас спрашивал.

Аня улыбнулась. Андрей – новый человек в её жизни, но уже – помощник, друг. Он концерт этот благотворительный продвигал, билеты продавал. Аня надеялась, что деньги ещё будут, люди-то серьёзные пришли. А детскому дому – музыкальная студия нужна, давно.

Зашла в зал, а там – ни одного свободного места, только одно, в первом ряду, рядом с Андреем. Люди зааплодировали, дети из других областей выступать начали. Концерт – на позитиве, с шутливой песенки маленького Вани. Он – не новичок, зал его как родного приветствовал. Вышла ведущая.

– А сейчас услышите замечательный голос мальчика из другого города. Судьба у него непростая, и, может быть, поэтому ему грустные песни лучше всего удаются.

Андрей шепнул Ане.

– Анна Алексеевна, разрешите после концерта в ресторан пригласить?

Аня сердито на него посмотрела.

– Андрей, ну опять ты за своё!

– Конечно, за своё! Ну почему такая красивая женщина себя в монашки записала?

Аня шикнула и к сцене повернулась.

Словно удар в лицо… такой силы, что в глазах потемнело. На сцене, с микрофоном, стоял её Кирилл! Ну, подрос, конечно, за пять лет, но она бы его из тысячи узнала. – Сынок! – крик вырвался, мальчишку напугал, но Аня этого уже не видела.

Очнулась за кулисами, рядом – доктор, бледный Андрей, ещё кто-то знакомый.

– Аня, что с тобой? – Она села резко, голова закружилась. Доктор за руку схватил, а Анна Алексеевна оттолкнула.

– Где он?

– Ань, кто?

– Мой сын!

Андрей с остальными переглянулись. Аня за голову схватилась. «Сумасшедшей, что ли, меня считают?»

– Сумку!

Кто-то подал, она кошелёк достала, фото вытащила. Точная копия мальчика на сцене, только постарше.

Через несколько минут Анна Алексеевна уже к гримёрке шла, где дети перед выступлением собираются. Мальчишка уже отпел, должен быть там. И воспитатель его тоже. Увидела она его – глаза Кирюшины, испуганные. – Ты Кирилл? – выдохнула.

Но нет, не он. Любой другой и не заметил бы – родинка чуть не там, нос другой формы… а у Кирюши шрам был, едва заметный, как-то раз с качелей упал. Воспитателя глазами ищет – всех местных знает, а женщина одна незнакомая.

– Простите, можно выйти поговорить? В кафе, например.

– Да, конечно, девочки, я на минутку, присмотрите за Костей. – Воспитательницы кивнули, и они вышли.

– Я так понимаю, про Костю хотите узнать?

– Верно.

– Я недавно работаю, три года всего. Костю из детской больницы привезли, он там почти год провёл, три операции… страшная история, говорят. Родился в таком состоянии, что никто ничего не делал, смысла не было. Врачи говорили – несколько часов проживёт. В реанимацию детскую перевели, не спасать, а потому что так положено. Сердце почти не работало. Но там… доктор один оказался, не равнодушный. И врачи, раз ребёнок так за жизнь цеплялся, решили бороться. А в то время в больнице гости были, профессор какой-то, по детским сердцам специалист. Почему он Костю бесплатно прооперировать предложил – никто не знает. Операция-то – деньги бешеные, – говорила воспитательница. – Он же его забрал, профессор этот, за границу увёз, там и прооперировали. А потом, когда Косте почти годик был, вернулся он. Родителей его не знаю, да и что с ними… Скорее всего, отказались, раз такой больной родился. А может, ещё что…

– Узнать бы, что там ещё, – задумчиво проговорила Аня.

– Простите?

– Да так, мысли вслух. Адрес детского дома напишите, пожалуйста.

И ещё кое-что нужно было Ане, попросила воспитательницу принести.

– Вы… никому ничего не говорите, ладно? Когда сама пойму, что к чему, всё расскажу. Завтра приеду, таланты ваши посмотреть.

Андрей, выслушав всё, сказал:

– Ты туда поедешь?

Аня удивлённо посмотрела.

– А ты откуда знаешь?

– Странно было бы, если б ты иначе поступила.

Она улыбнулась.

– Держусь из последних сил. Постараюсь побыстрее разобраться.

Она Костю каждый день видела. Мальчишка уже не боялся, улыбался даже. А у Ани сердце замирало. Не могла она ошибиться, не могла. Но… столько вопросов, и ни одного ответа. Васи-то нет рядом, спросить, как второго мальчика хоронили, видел ли он его вообще. Через десять дней Андрей приехал. Аня – на грани срыва. Шила в мешке не утаишь, весь детский дом шептался.

– Ань, честно говоря, я о таком не слышал, – сказал Андрей. – Костя – твой сын? Доктор, который роды принимал, сказал, что ребёнок мёртвым родился. А когда оказалось, что жив, ошибку признавать не стали, так и оставили всё. Ты же уже выписалась… Прокуратура сейчас разбирается, так что не волнуйся и не лезь туда.

– Костик, она правда твоя мамка! – Вдруг из-за двери выскочил пацан, видимо, подслушивал. Бежит по коридору, орёт на весь детдом. Дети из комнат высыпали, а в конце коридора Костя стоит, смотрит на Аню. А она двинуться не может, всё тело кричит, болит. Наконец пошла, потом побежала. На середине коридора встретились. Упала на колени, обняла сына, заплакала.

Костю она забрала сразу, на слабые возражения директора ответила:

– Вы серьёзно? У меня сына отняли, я даже не знала о нём! И теперь по каким-то там законам вы не можете мне его отдать? Абсурд!

Андрей вёл машину, в зеркало поглядывал – на неё, на спящего Костю.

– Куда? На кладбище?

Казалось, Андрей не удивился. Он её понимал. У красивого памятника остановились, и Аня тихо сказала:

– Вот здесь твой папа и брат. Вы близнецы… Они разбились пять лет назад.

Аня уже за ограду вышла, а Андрей задержался. Удивлённо посмотрела на него.

– Я тебя не знал, – сказал он, глядя на памятник, – но думаю, ты хороший человек. Без Ани жить бы не стал. Разреши… разреши мне сделать её счастливой. Может, не так, как ты, но я постараюсь.

Аня слегка улыбнулась. Вот теперь она спокойна. Андрей – её человек. Да, счастлива, как раньше, она уже не будет. Но она будет не угрюмая женщина, а счастливая жена и весёлая мама.

Доктора скорой вызвали на кладбище: родственнице стало плохо. Доктор заметила странность

Лена спешила на работу, и настроение у неё было просто отличное. Ну вот что ты с ней сделаешь, если она до безумия любила своё дело? Коллеги, бывало, посмеивались, мол, Ленка – не от мира сего. Как можно так тащиться от работы, где ответственности – вагон, а зарплата – кот наплакал? Но ей-то что!

Она видела огонёк надежды в глазах тех, кто её ждал, кому она могла помочь, а иногда даже вытащить с того света, казалось бы, безнадёжных. На курсе она была звездой, ей светило большое будущее. Но, отпахав практику на скорой, Лена поняла – её место именно здесь, рядом с сиренами и болью. И вот уже который год пошёл… Да и не рвалась она куда-то там, наверх. Слишком уж неприятные воспоминания тянулись из детства, из её семьи.

У подъезда Леночку всегда ждала смена бабушек. Они её любили, и она никогда не проходила мимо, просто кивнув.

— Здравствуйте, девочки!

— Здравствуй, Ленушка, — одна из старушек покачала головой. — Опять в ночь? Ну что ж у вас мужиков-то нет, чтобы по ночам работали? Это ж всякие больные бывают… и пьяные, и злые.

— А какая разница, — пожала плечами Лена. — Они же больные…

— Ну, беги, девочка, только осторожней там, — напутствовала бабушка.

— Ладно, спасибо, — улыбнулась Лена и пошла на остановку.

А старушки ещё долго судачили между собой.

— Бедная… Другая бы всех врачей на дух не переносила, а она сама пошла работать.

— Так поэтому и пошла, чтоб плохие врачи как можно меньше на вызовы ездили, — вздохнула другая.

— Может, ты и права, Никаноровна. Шутка ли, мать докторов не дождалась, у неё на руках померла…

— Ой, да, натерпелась девка. Отец-то сущий дурак был, что творил…

— Как ещё из Ленки человек-то такой хороший получился? Шутка ли, отец мать прикончил в пьяном угаре.

— А что с ним сейчас, не знаешь?

— Да нет, откуда. Может, и самого уже прибрали. Характер-то у него…

Сколько лет прошло, а Лена примерно даже представляла, о чём бабушки судачат каждый раз, когда её видят. Ну, знали и знали, на то они и бабушки – ничего злого, просто вот работа у них такая: немного прошлое вспомнить, немного косточки перемыть.

Лена выпорхнула из маршрутки и махнула рукой молодому водителю. Он всё время смотрел на неё с какой-то тоской, а познакомиться никак не получалось: она в салоне, он за рулём. Тот улыбнулся и помахал в ответ.

Иван Олегович встретил её как родную.

— Лена! Леночка Васильевна! Присаживайтесь!

— Чувствую, Иван Олегович, вам что-то от меня нужно, — усмехнулась Лена. — Иначе чего это вы так радуетесь?

Иван Олегович всегда относился к ней как-то по-отечески, как дедушка к внучке. Хотя в первое время они ой как ругались! Всё потому, что Ленка, видите ли, вздумала его учить.

— Вон! Уволена! — кричал бывало Иван Олегович, доводя Лену до слёз. Она выбегала на улицу, а за ней гурьбой высыпали коллеги, уговаривали успокоиться, твердили, что Иван – мужик неплохой, просто вспыльчивый.

В тот день в машине было четверо пострадавших, и все в критическом состоянии. Их спасали прямо на месте, прежде чем грузить в машину – нужно было хоть как-то стабилизировать. У одного из них вдруг остановилось сердце… Иван Олегович чертыхнулся – ничего не помогало. Тогда Лена резко отстранила его. Тот аж взвился, пытался её остановить, кричал, что она не имеет права так поступать, что это незаконно, что так вообще никто не делает.

Лена запустила сердце. Правда, сама внутри как будто выгорела дотла.

Когда всех увезли, они долго сидели на улице – Лена и Иван Олегович, который за чужие жизни боролся почти сорок лет. Разговаривали, молчали, снова перекидывались парой фраз. С того дня они стали закадычными друзьями. И Иван Олегович начал делать то, чего раньше за ним не водилось: прислушиваться к Лене.

— Леночка, ты как всегда права… Понимаю, это против всех правил, так нельзя… Ты можешь не выдержать… Но с другой стороны, если выдержишь, то только ты…

— Иван Олегович, да говорите уже, — вздохнула Лена.

— У меня минус три фельдшера. Все свалились с жесточайшим гриппом. Мне просто некого завтра выпускать на смену. Я понимаю, ты с ночи… Но сможешь остаться на полдня? Потом, после обеда, Наталья Николаевна выйдет, отоспится после ночи и придёт.

— Ну к чему эти танцы с бубном? — усмехнулась Лена. — Вы же знаете, что я не откажу. Дома мне вообще делать нечего. Я даже кота не завожу, чтоб не помер от одиночества.

— Лен, если смена будет очень трудная, если устанешь, обещай, что скажешь, а?

— Ладно, договорились.

Ночь выдалась на редкость «весёлой»: то бомж бомжа порезал, то жена мужа скалкой встретила… Да что там, смех и грех! Муж вернулся домой с ночной не в восемь, как обычно, а в десять. А жена его любимая дома не одна, а с любовником. Мужик-то, видать, охотник – то ли к счастью, то ли наоборот, в патроне дробь оказалась. Любовники живы остались, только вот выковыривать эту дробь докторам придётся. Перед самой пересменкой всё стихло. Ну, так обычно и бывает: люди на работу собираются, в школы, в садики, о болячках думают. Те, кто ночью гулял, уже угомонились и спят, а те, кто уже проспался, ждут, пока в магазинах спиртное продавать начнут. В общем, утром час, а иногда и два, было спокойно. Все собрались на станции, пили кофе, перешучивались.

— Бригада на выезд!

Врачи удивлённо переглянулись.

— Нет, ну надо же, кому-то приспичило заболеть в наше законное свободное время!

Те, кто уехал, правда, вернулись быстро.

— Ну, где там так быстро вылечили?

— Да не поверите, в морге!

Лена аж поперхнулась кофе:

— Это что, и туда теперь вызывают?

— Как видишь. В общем, какая-то дамочка мужа там забирала. Думаю, шишка какая-то или просто богатый мужик – возле морга папарацци собрались. Ну, ей как бы плохо стало, как бы в обморок упала.

— Да хоть бы у неё там давление подскочило, — хмыкнул Иван Олегович. — У любого космонавта даже пульс бы не участился. Но, наверное, для газет нужно было правильное поведение.

Лена покачала головой.

— Странное всё-таки сейчас время. Из всего, даже из смерти, шоу делают.

— Вот тут, Лен, ты совершенно права. А вообще, я думаю, это не последний от неё вызов на сегодня. Если журналисты были у морга, то точно пойдут и на кладбище.

— Если что, я готов…

— Да делать вообще ничего не надо. Ну, только что делать вид…

— Ты что, подыгрывать ей? А то! Смотри, за такую благодарность я готов и польку-бабочку сплясать! — доктор показал несколько крупных купюр. — Во как, в карман сунула, даже не заметил!

Все, кто находился в зале, расхохотались.

— Ну, сегодня тебе попрёт! К вечеру на машину насобираешь!

Пока все смеялись, у диспетчеров оживились телефоны. Не прошло и пятнадцати минут, как станция опустела. Вызов Лене в машину поступил в одиннадцать.

— Леночка, на кладбище, центральное. Там смотритель встретит, проводит вас. Кого-то хоронят, жене плохо.

Лена сразу вспомнила утреннее «приключение» коллег. Она была уверена – это та самая женщина.

— Ну что ж, поехали, посмотрим на этих безутешных, — подумала Лена. — Да быть такого не может, чтоб два раза подряд… Хотя, всякое бывает.

Но едва взглянув на происходящее, Лена сразу отметила: покойник лежит в дорогущем гробу, вокруг – море живых цветов, толпа людей, фотографы… И вдова, эта самая «безутешная», о чём-то шепталась с каким-то мужчиной прямо возле гроба. Лена бросила мимолётный взгляд на лежащего и повернулась к женщине:

— Вам плохо?

И тут вдова, видимо, вспомнила, что надо играть роль. Она быстро глянула на своего спутника и прошептала:

— Всё, тут, давай быстрее, время поджимает.

И тут же картинно заломила руки и начала оседать. Тот мужчина, судя по дорогому костюму – нотариус или какой-то поверенный этой семейки, – успел подхватить «несчастную» и усадить на стул.

Лена плотно сжала губы. Всё было именно так, как она и думала: вдова чувствовала себя превосходно. — Доктор, — просипела та, — дайте мне таблетку какую-нибудь, и можете быть свободны.

Лену аж зло взяло. Вот сейчас, пока она тут этой ерундой занимается, кому-то по-настоящему может быть плохо, а помочь некому – все заняты, да не тем делом! Лена отмахнулась от протянутой руки с деньгами, с грохотом захлопнула свой чемоданчик и под удивлённым взглядом вдовы собралась уходить. Но что-то привлекло её внимание. И не что-то, а кто-то. А именно – усопший.

Тот самый мужичок, что командовал: «Всё, закрываем!», махнул рукой, и к гробу двинулись двое рабочих. А Лена не отрываясь смотрела на лицо покойника. Что-то ей ну очень не нравилось. Она осторожно подняла руку и коснулась лица лежащего. Холодное, но не той мертвецкой жутью, а просто холодное лицо. Так бывает, когда человек долго не двигается или замёрз.

— Стойте! — крикнула она, подняв руку.

Рабочие замерли, а фотографы тут же закружили вокруг со своими камерами.

— Что такое? Почему вы мешаете похоронам?! — к ней подлетела взбешённая вдова.

Лена не обратила на неё ни малейшего внимания. Достала телефон, набрала Ивана Олеговича.

— Мне нужны очень быстрые ответы. Помните, вы рассказывали, как чуть не похоронили в Африке своего живого друга, которого кто-то укусил? Мне нужны все признаки, всё, что тогда было. Похоже, у нас тут живой покойник.

Вдова отшатнулась и растерянно посмотрела на своего спутника.

— Какого лешего ты стоишь?! Закапывай! Командуй! — взвизгнул мужчина. — Закрывайте и закапывайте! Я же вам деньги плачу!

Мужики бросили крышку на землю.

— Не, хозяин. Доктор, — буркнул один, — говорит, живой он. Не будем грех на душу брать.

Вдова подтолкнула своего спутника, и тот сам схватился за крышку. Но от машины к ним уже бежал водитель с монтировкой в руках. Видимо, Иван Олегович успел ему позвонить. Рядом с ним тут же встали журналисты. Ни вдову, ни её сопровождающего к Лене и гробу не подпускали. Наступила тишина. Лена медленно, сантиметр за сантиметром, прощупывала, прислушивалась.

— Не может быть… Не может быть, чтобы я ошиблась… Есть! Есть пульс! Бегом его в машину, бегом!

Пульс был настолько далёкий и слабый, что надеяться на то, что мужчину удастся спасти, было бы очень глупо. Лена посмотрела на журналистов.

— Я вас прошу, у меня нет времени. Вызовите полицию, задержите их. И передайте, чтоб вскрытие тоже не делали. Хотя без него сейчас никак…

Всю дорогу она была на громкой связи с Иваном Олеговичем, а тот – с кем-то, кто вплотную занимается ядами. Лена беспрекословно выполняла всё, что ей говорили.

Когда скорая с воем подлетела к больнице, где их уже ждали, у мужчины появился вполне ощутимый пульс. Лена склонилась над ним.

— Слышишь меня? Ты должен… ты просто обязан выкарабкаться!

Ей показалось, или ресницы мужчины дрогнули? Неважно, теперь оставалось только ждать.

Уставшая, Лена и не заметила, как Иван Олегович поставил перед ней кружку с обжигающе крепким чаем и водрузил огромный бутерброд. На её вопросительный взгляд пояснил:

— Настя заезжала, приказала тебя покормить.

Лена улыбнулась. Настя – это жена Ивана Олеговича, которая Лену тоже сразу записала в «свои».

— Ну и ночка выдалась, а? Не то что смена – цирк с конями!

— Да уж, нарочно не придумаешь, — вздохнул Иван Олегович. — Шансов у твоего «покойника» маловато. Он же ещё ночь в холодильнике морга провёл. Хотя, в его случае это, может, даже спасением было – яд не так быстро всасывался.

В этот момент зазвонил телефон Ивана Олеговича.

— Да-да… Серьёзно? — он долго слушал, а потом расплылся в широченной улыбке. — Ну, с меня коньяк за такую новость!

Он положил трубку и посмотрел на Лену. Та чуть не закричала от нетерпения.

— Ну что там?! Не томи!

— Может, ты под какой-то особенной звездой родилась, а? Откачали! Откачали твоего «крестника»! Ему, конечно, в больнице ещё не один день торчать придётся, но жить будет и даже соображать!

Лена, перепрыгивая через лужи после внезапного короткого ливня, подбежала к остановке. Тут же подъехала маршрутка. Водитель удивлённо посмотрел на неё – в такое-то время девушек он обычно не возил. А Лена, сияя улыбкой, открыла дверь.

— Рядом с вами можно?

Парень сверкнул белоснежными зубами.

— Вы же знаете, что да.

Лена уселась и повернулась к нему.

— Меня Лена зовут.

— А меня Илья. И похоже, я сегодня самый счастливый человек на свете. Я уж думал, никогда вас ближе не увижу, чем в зеркало заднего вида.

Лена рассмеялась. Знал бы он, насколько счастлива сегодня она сама!

А через год вся смена со слезами на глазах провожала Леночку в декрет, а Илья заботливо вёл её к машине.