Муж выгнал меня из квартиры, когда я отказалась работать за двоих
– Ты опять задержалась на работе? – спросил Женя, когда Катя вошла в квартиру.
– У нас аврал, уволили двух девочек из смены. Меня поставили старшей. Кто-то же должен делать работу, – ответила она, снимая обувь. – А ты что дома целый день делал?
– Я опять вакансии смотрел. Отправил пару резюме.
– Неужели нет каких-либо подработок на это время, пока ты ищешь достойное место? Ты же видишь, что денег совсем не хватает, – Катя закатила глаза. – Ты третий месяц дома. Вакансий тысячи.
– Не начинай, Катя, – отмахнулся Женя. – Я жду подходящее предложение. Я не собираюсь работать за копейки.
– А я должна, да? – язвительно спросила Катя. – Сегодня я с самого утра принимала товар, потом два клиента устроили истерику из-за разбитой упаковки. А вечером мне пришлось самой закрывать смену. Ты смотрел на часы? Уже двенадцать!
– Разве я что-то от тебя требую? – повысил голос Женя.
– Смешно… – Катя медленно присела на край дивана. – Слушай, а ты хоть раз подумал, как мне тяжело?
– А мне легко, что ли? Я тоже устал – морально.
– Ты устал от безделья?
Женя молчал. Катя встала и пошла на кухню. Там, как всегда, бардак. Немытая посуда, пустой холодильник, запах несвежего мусора.
– Ты обещал купить продукты. Мы третий день едим макароны с кетчупом, – бросила она через плечо.
– Я забыл, – пробурчал он из комнаты.
– Забыл? – Катя развернулась. – Тогда я тебе напомню: в этом доме живут два взрослых человека. Один работает за двоих, второй – ищет смысл жизни.
– И что ты предлагаешь?
– Что я предлагаю? Чтобы ты устроился куда-нибудь. Да хотя бы на тот же склад, чтобы подзаработать. Я хочу приходить домой и почувствовать, что у меня есть партнер, а не маленький ребенок.
Женя промолчал. Он подошел ближе и, глядя Кате прямо в глаза, произнес:
– Я не собираюсь унижаться ради какой-то подработки. Это тебя все не устраивает во мне! Тогда предлагаю больше не мучиться и разойтись. Как в море корабли…
– Серьезно? Вот так просто? После двух лет брака?
– А что? Боишься, что молодость ушла? – усмехнулся мужчина.
– Да нет… Просто рада, что не потратила на тебя больше времени.
Катя несколько секунд смотрела на него, будто пытаясь найти хоть искру сожаления или желания что-то исправить. Но перед ней стоял все тот же упрямый, обиженный мальчик, который перепутал лень с гордостью.
Она отвернулась. Медленно пошла в спальню. Каждое движение давалось с трудом, будто на плечи давили многочисленные обиды и сожаления.
Открыв шкаф, Катя на автомате стала собирать вещи в чемодан. Пара джинсов, футболки, одно красивое платье и рабочая форма. Ничего лишнего. Никаких «памятных мелочей», фотографий или общих подарков — они вдруг потеряли всякий смысл.
Женя не последовал за супругой. Он остался сидеть в гостиной, рассеянно листая ленту в телефоне.
Когда Катя вернулась в коридор с чемоданом в руках, Женя только недовольно поднял глаза.
– Ну вот видишь, как просто ты согласилась, – произнес он с кривой усмешкой.
– Все гораздо сложнее, чем тебе кажется, – спокойно ответила Катя. – Просто тебе этого никогда не понять.
Она надела куртку, накинула шарф и, не оборачиваясь, захлопнула за собой дверь.
На лестничной клетке пахло сыростью. Катя вызвала лифт, чтобы как можно скорее выйти на улицу. Оказавшись у подъезда, Катя сделала глубокий вдох. Все еще прохладный, но такой приятный весенний вечер сразу окутал молодую женщину ароматами цветущих деревьев.
Больше никаких истерик, оправданий и пустых обещаний.
Пока она ждала такси, телефон в кармане завибрировал. Это было сообщение от Жени:
«Не вздумай возвращаться. У тебя был только один шанс.»
Катя усмехнулась. Ей и в голову бы не пришло возвращаться.
Прошло три месяца.
Катя жила в небольшой, но уютной квартире на окраине города. Первое время по ночам просыпалась в холодном поту — все мерещился скрип входной двери, шаги по коридору, недовольное ворчание Жени. Потом стало легче.
Женя продолжал напоминать о себе.
Сначала были сообщения:
«Я скучаю…»
«Возвращайся…»
Катя не отвечала. Читала, вздыхала и удаляла. Иногда — даже без злости, скорее с легким сожалением о зря потраченном времени.
Чуть позже, когда свидетельство о расторжении брака было на руках, Женя все еще продолжал писать сообщения бывшей супруге.
«Думаешь, ты самая умная? У тебя все равно ничего не получится без меня.»
«Ты бездарность! Знала об этом?»
«Я жил с тобой из жалости.»
Он звонил. Оставлял голосовые: то уныло пьяные, то злые, с обвинениями. Она слушала первый раз — для приличия. Потом просто поставила номер в черный список.
На его последнюю попытку — длинное сообщение о том, что он «все осознал и теперь стал другим», Катя только улыбнулась. Настоящее изменение приходит в тишине и делах, а не в истеричных ночных монологах.
Однажды вечером, возвращаясь домой после смены, она увидела возле своего подъезда знакомую фигуру. Это был Женя.
Помятый, в какой-то мятой залапанной футболке, он стоял, ежась от ветра, и, увидев ее, оживился.
– Катя, давай поговорим? Ну, хотя бы пять минут, – зачастил он, делая шаг ей навстречу.
Катя остановилась в двух шагах.
– О чем? Ты опять скажешь, что я никуда не гожусь? Или что мне без тебя плохо? – спокойно спросила она.
– Я был не в себе… Я тогда переживал… – забормотал он, но голос звучал неуверенно, с нотками прежней обиды.
Катя молча смотрела Женю и не узнавала. Где тот статный мужчина, в которого она была влюблена? Сейчас он выглядел иначе. Быть может, это чувства Кати сейчас были иными и розовые очки спали с ее глаз.
– Ты был прав, – наконец произнесла она. – Я действительно никуда не гожусь.
Женя хотел что-то возразить, но она уже повернулась и пошла к подъезду. Не торопясь, уверенным шагом.
Прошло еще две недели.
Работа стала своеобразной терапией для Кати. Она выкладывалась по полной: приходила первой, уходила последней. Руководство было довольно, коллеги относились с уважением — пусть и сдержанным, но искренним. Все шло ровно, пока однажды, в самый обычный будний день, в торговый зал уверенно не вошла Ирина Владимировна — мать Жени.
Катя сначала не поверила своим глазам. Женщина уверенно шла в ее сторону с таким выражением лица, будто пришла забрать старый долг.
– Вот и ты, – бросила она, даже не поздоровавшись. – Значит, тут теперь обдираловкой занимаешься, да?
Катя едва заметно напряглась, услышав подобное.
– Ирина Владимировна, пожалуйста, не устраивайте сцену. Если хотите поговорить, давайте выйдем из торгового зала.
– Ну конечно! Пусть все знают, какая ты на самом деле! — всплеснула руками свекровь. — Моего сына до нитки обобрала! Оставила с пустыми карманами и чемоданом обид!
Рядом застыли две покупательницы, положив покупки обратно в корзины, и уже не скрывали любопытства. Сотрудница с соседней кассы бросала встревоженные взгляды.
Катя почувствовала, как в груди поднимается злость, но попыталась говорить тихо:
– Это неправда. Когда я уходила, я взяла только свои вещи. И вы это знаете. Кроме того при разводе я ни на что не претендовала. Поэтому ваши претензии беспочвенны.
– Да ладно? – фальшиво удивилась Ирина Владимировна. – А его любимый ноутбук? А наушники? А микроволновка?
– Все это куплено было на мои деньги. Проверьте чеки, если сомневаетесь, – отчеканила Катя.
Женщина вспыхнула.
– Он говорил, что ты каждый месяц просила у него деньги! Что все время жаловалась, что тебе мало! А сама? Одежду себе покупала, косметику!
Катя помолчала. Громкий голос Ирины Владимировны начал привлекать внимание остальных покупателей. За кассой кто-то уже начал снимать на телефон. Коллега шепнула:
– Катя, может, уведешь ее?
– Вам надо поговорить? Давайте отойдем, – тихо сказала Катя, обращаясь к свекрови. – Поговорим на складе. Тут не место для разборок.
– Боишься правды?– со злорадной усмешкой спросила Ирина Владимировна, но пошла за ней, громко цокая каблуками.
Они зашли в небольшое помещение. Катя прикрыла дверь и обернулась.
– Ирина Владимировна, я ничего не просила у Жени. Я одна тянула семью: платила квартплату, покупала еду, технику. А он… он просто лежал на диване. Вы можете в это не верить — это ваше право. Но хватит приходить ко мне с обвинениями. Это уже переходит границы.
– А ты думала, все так просто закончится? – не успокаивалась женщина. – Он переживает. Он сломлен! А ты ходишь тут, как ни в чем не бывало! Работница месяца, чтоб тебя!
– Ваш сын – взрослый мужчина. Пора перестать видеть в нем бедного мальчика, которого все обижают. Он сам сделал свой выбор. В следующий раз я вызову полицию, если вы снова так ворветесь.
Ирина Владимировна смотрела на нее молча. Губы подрагивали — то ли от злости, то ли от стыда. Наконец, она фыркнула и направилась к выходу.
— Ну ничего. Посмотрим, сколько ты протянешь одна. Такие, как ты, долго не держатся.
Катя не ответила. Она осталась в комнате еще на минуту — перевести дыхание. Потом вернулась в торговый зал, будто ничего не случилось.
Прошло несколько лет.
Катя сменила работу: теперь она работала в уютном магазине одежды в торговом центре. Клиенты часто возвращались — не только за вещами, но и за обслуживанием. Именно тут Катя однажды познакомилась с Алексеем.
Он зашел к ним в отдел выбрать рубашку для важной встречи. Алексей был немного растерян, и Катя, как обычно, с вежливой улыбкой помогла подобрать несколько подходящих вариантов. Алексей не спешил уходить. Их взгляды пересеклись, он что-то неловко пошутил — она рассмеялась. На выходе он задержался и, смущаясь, спросил:
— Можно я попрошу у вас номер? Просто…
Кажется, Катя смутилась сильнее молодого мужчины. Она опять улыбнулась и кивнула в знак согласия.
Несколько недель спустя, они начали встречаться. Без истерик, без упреков, без перекладывания вины и ответственности. Просто двое взрослых людей, которым было хорошо друг с другом. Алексей оказался надежным, спокойным и трудолюбивым мужчиной. Через год они сыграли скромную, но душевную свадьбу.
А вскоре Катя узнала, что беременна.
Теперь она была в декрете, срок подходил к концу. Через месяц должен появиться на свет их первенец — мальчик Ваня. Алексей бережно заботился о супруге: каждый вечер приносил фрукты, укрывал теплым пледом и следил, чтобы Катя больше отдыхала.
Они гуляли по торговому центру, и Катя неспешно выбирала вещи для малыша и присматривалась к коляскам. Алексей держал ее за руку, улыбаясь как мальчишка.
И вдруг… вдалеке она увидела Женю.
Он выглядел почти так же, как и раньше. Те же мешковатые джинсы, бесформенная куртка, потухший взгляд. Он брел со стаканчиком кофе из автомата, глядя себе под ноги.
Катя хотела было отвернуться — но было уже поздно. Женя поднял голову и замер.
Секунда — и он, словно по команде, рванул в ее сторону, почти бегом, расталкивая прохожих.
Катя машинально встала чуть ближе к Леше. Он удивленно посмотрел на бегущего к ним мужчину, но ничего не сказал.
Женя подбежал и, запыхавшись, остановился как вкопанный.
Он увидел не просто Катю. Он увидел ее руку в руке другого мужчины. Увидел ее глаза — спокойные и чужие. И главное — ее округлившийся живот, который не смогло скрыть пальто.
– Ты… – выдавил он. – Ты беременна?
– Да, – спокойно ответила Катя.
Женя молчал. На лице смешались злость, обида и какая-то болезненная жалость к самому себе.
Он посмотрел на Лешу, потом снова на Катю.
– Быстро ты… все забыла, – проговорил он с наигранным презрением.
– Я не забывала. Просто не живу прошлым, – спокойно ответила она.
Алексей посмотрел на Женю неприятным взглядом. Они пошли дальше, оставив Женю стоять среди толпы. Его взгляд долго следил за знакомым силуэтом, пока тот не растворился в шумном, ярком пространстве торгового центра.
Сестра требует отдать ей мою квартиру
— Мы переезжаем, — холодно ответила Яна. — Мама отдала нам ключи.
— Какие ключи? — Юля почувствовала, как у нее перехватило дыхание.
— От квартиры. Она сказала, что ты согласилась. Теперь мы будем жить здесь.
Юлия уже почти год жила с дочкой Аней в однокомнатной квартире на последнем этаже панельной пятиэтажки. Квартира досталась ей после развода. Не досталась, точнее, а осталась. Потому что выплачена она была в браке, но восемьдесят процентов денег вложила именно Юля.
Муж с этим не спорил — сам подписал все бумаги, когда уходил к новой возлюбленной. Оставил только короткое: «Ты справишься. Ты сильная». Справляться ей действительно пришлось самой.
Каждое утро Юля вставала раньше дочери, готовила завтрак, будила дочку, собирала ее в садик. Потом ехала на маршрутке до офиса. День пролетал незаметно.
На домработниц денег не было, да и Юля не хотела, чтобы чужие люди лезли в ее жизнь. Ей казалось, что если сейчас она упустит контроль хоть над чем-то, то вся жизнь покатится в пропасть.
Квартира была уютной: светлые стены, бежевые шторы, шкафы и несколько полочек. Юля специально отделила часть комнаты под детскую зону, где Аня играла с любимыми игрушка и спала. Дочь любила засыпать, прижавшись к плюшевому зайцу и слушая, как мама читает сказку.
Все было спокойно, пока не вмешалась семья Юли. Первой заговорила Яна — младшая сестра. Она позвонила Юле поздно вечером, когда та укладывала Аню спать.
— Юль, у меня к тебе серьезный разговор.
Молодая женщина затаила дыхание. Они редко общались с сестрой. Когда у Яны родился второй ребенок, она почти перестала выходить на связь. Двое детей-погодок не давали времени на отдых и лишнюю болтовню.
— Слушаю.
— Ты же знаешь, у нас с Сашей два мальчика, и сейчас в квартире с мамой нам тесно. Мы подумали… может, ты переберешься к маме? Все равно вы с Аней вдвоем. А мы бы переехали к тебе, хотя бы на время.
— К маме? — переспросила Юля, не веря своим ушам. — Я не хочу съезжать со своей квартиры.
— Ну… она не совсем твоя. Она же куплена в браке. Ты не одна ее купила.
— Но ты знаешь, кто на самом деле вкладывал деньги. Я работала на двух работах. Я копила каждый рубль, отказывала себе во всем. Ты же тогда только в институте училась и даже не работала.
— Я не про то. Просто… у нас детей двое. А у тебя — один. Неужели тебе так трудно поделиться?
После этого разговора Юля долго не могла заснуть. Она вспоминала, как в дождливые вечера задерживалась на подработке, как перекусывала одной булочкой в день, лишь бы внести взнос за квартиру. А теперь ей говорят: «Поделись».
В субботу утром, когда Юля собиралась готовить оладьи, в дверь позвонили. На пороге стояла Антонина Ивановна — ее мать, в светлом плаще и с аккуратной сумкой через плечо. В руках — пакет с гостинцами для внучки: несколько пачек мармелада, яблоки и какие-то леденцы.
— Привет, доченька. Соскучилась, решила зайти. Можно? — улыбнулась она так, как умеет только мать, когда хочет добиться своего.
Юля удивленно взглянула на нее. С тех пор как она отказалась пустить Яну в свою квартиру, прошло несколько дней и Юля понимала с какой целью пришла Антонина Петровна.
— Заходи, — она жестом пригласила мать войти.
Аня сидела за столом, раскрашивая очередную картинку. Увидев бабушку, радостно вскрикнула:
— Бааабушка пришла!
Антонина Ивановна сразу потянулась к внучке, обняла, поцеловала и вручила подготовленный пакетик. Некоторое время женщина внимательно изучала, чем занимается внучка. В это время Юля заканчивала с готовкой.
Когда они сели завтракать, Юля внимательно смотрела на мать. Она знала, зачем та пришла, и ждала — когда та начнет.
— Как ты, Юлечка? Работаешь много, наверное? Устаешь? — начала Антонина Ивановна, тихо помешивая чай.
— Нормально, как все, — коротко ответила Юля.
— А Анечка? В садик ходит? Не болеет?
— Все хорошо, мама. Не тяни, говори, зачем пришла.
Антонина Ивановна вздохнула, будто ей это стоило огромных усилий.
— Юлечка, ты знаешь… Яночке тяжело. Четверо взрослых и два ребенка. У нас же хоть и три комнаты, но все же тесновато. А ты тут живешь с Анечкой вдвоем. Просторно. Красиво. — Она оглянулась по сторонам с некой долей зависти.
— Мам…
— Послушай, — перебила мать. — Я не говорю навсегда. Просто на время. Пока они не найдут себе что-то. Ну поживете пока с нами. Тебе ведь не привыкать.
Юля почувствовала, как внутри все сжимается. Те же слова, те же интонации, что и у Яны. Даже фразы — как будто репетировали.
— Мама, это моя квартира. Я вложила в нее свои деньги и много сил. Я помню, как ходила на работу в одних брюках три года подряд, как отказывали с мужем во всем, чтобы закрыть ипотеку. Я не позволю, чтобы меня из нее выселили.
— Никто тебя не выселяет! — вспыхнула Антонина Ивановна. — Мы семья! Надо помогать друг другу. Яночка — твоя сестра. У нее дети. Она не справляется. У нее Саша сейчас без работы. Ты просто эгоистка.
— Эгоистка? — Юля встала из-за стола. — А когда я в двадцать три года днями и ночами работала, чтобы была крыша над головой, где вы все были? Где была твоя поддержка, мама? Почему тогда никто не говорил: «Надо помогать Юле»?
Антонина Ивановна смолчала.
— Это моя квартира. Я ее никому не отдам. И я не буду жить с вами вместе, где вечный шум, истерики и крики. Я не обязана жертвовать тем, что заработала. Даже ради сестры.
Аня притихла в углу, крепко прижимая зайца к себе. Юля подошла к ней и обняла.
— Нам здесь хорошо, мама. Мы с Анечкой живем спокойно. Я не хочу все это потерять. Надеюсь, ты меня поймешь.
Мать какое-то время молчала. Потом встала, поправила сумку и с горечью сказала:
— Ты изменилась, Юля. Стала черствой. Раньше ты была добрее.
— Нет, мама. Я просто перестала быть удобной.
Антонина Ивановна ушла, не попрощавшись. Аня заглянула в лицо маме:
— Мама, мы не будешь уезжать, да?
Юля присела на корточки, обняла дочь:
— Нет, милая. Мы останемся дома. Нашем доме.
Прошло две недели. Юля старалась не думать о визите матери. С Яной она не общалась, и та, к ее удивлению, тоже не звонила. Но однажды вечером, возвращаясь с Аней из садика, Юля обнаружила у подъезда газель и Сашу, который разгружал коробки. Яна стояла рядом с детьми.
— А что вы тут делаете? — Юля замерла.
— Мы переезжаем, — холодно ответила Яна, не смотря в глаза. — Мама отдала нам ключи.
— Какие ключи? — Юля почувствовала, как у нее перехватило дыхание.
— От квартиры. Она сказала, что ты согласилась. Мы будем жить здесь.
— Простите? — Юля стиснула зубы. — Это моя квартира. Вы вообще знаете на кого она оформлена?
В этот момент Юля вспоминает момент, как мать, уходя, задержалась на несколько секунд в коридоре. Точно! Второй комплект ключей, он лежал на видном месте.
Саша в этот момент замер с коробкой в руках.
— Яна, мы что-то не так поняли? — пробормотал он.
Юля подошла к двери и проверила замок. Ключ поворачивался, все было как обычно. Она вошла, захлопнула дверь и тут же повернула замок изнутри. Саша начал остервенело стучать в дверь, а затем зазвонил телефон.
— Юля, открой им. Не будь упрямой. Пусть поживут. Не будь глупой! — кричала в трубку Антонина Ивановна.
Юля почувствовала, как у нее начали дрожать руки. Она медленно подошла к столу, включила лампу и достала папку с документами. Договор купли-продажи, нотариальные расписки, подтверждение личного вклада в покупку квартиры. Все было на месте. От матери можно было ожидать чего угодно.
Тем временем Саша продолжал стучать в дверь. Сначала аккуратно, потом сильнее и сильнее. Юля стояла в коридоре и не понимала, что делать. Из окна на кухне она слышала крики Яны — та стояла снизу, но ее фразы было почти не разобрать. Только обрывки: «…все равно пустишь…» и «…тебе некуда деваться…»
Саша не унимался. Он стучал в дверь кулаками, потом стал пинать.
Юля глубоко вдохнула и набрала номер полиции.
— Алло, полиция? Приезжайте, пожалуйста. В мою квартиру ломятся.
Оперативная группа приехала быстро. Когда полицейские появились у подъезда, Саша все еще стоял с очередной коробкой у двери. Яна заметила их первой и побледнела. Юля открыла дверь только после того, как удостоверилась, что это действительно полиция.
— Это моя квартира, — сказала она спокойно, показывая документы. — Эти люди хотели самовольно заселиться сюда, которые им, вероятно, передала моя мать. Без моего согласия.
Полицейские все проверили, поговорили с Сашей и Яной. Через двадцать минут коробки снова оказались в багажнике.
Яна, не поднимая глаз, прошипела:
— Надо же, как ты все устроила. Вот увидишь, не будет тебе хорошей жизни в этой квартире.
Юля не ответила. Она только закрыла дверь и повернула ключ.
Прошел месяц. Жизнь практически не изменилась. Аня ходила в садик, по вечерам они с Юлей рисовали, лепили из пластилина и смотрели мультики. Юля все также работала.
Она снова начала вставать по утрам с легким сердцем. Иногда по выходным они с Аней ездили в парк, брали мороженое, гуляли возле пруда. В квартиру снова вернулся уют. Запах выпечки, смех Анечки и приглушенный свет лампы перед сном, когда они читали книгу.
Яна так и не простила сестру. После неудачной попытки самозахвата квартиры она перестала выходить на связь. Ни звонков, ни сообщений. Лишь однажды Юля увидела ее на другом конце улицы — с коляской и Сашей. Яна взглянула в ее сторону, сжала губы в ниточку и отвернулась.
Юлю это уже не задевало.
А вот Антонина Ивановна… Она заметно сдала. Уже не такой уверенный голос по телефону, не та бодрость в походке. Все чаще женщина жаловалась на усталость и головные боли. И с каждым днем в ней крепло осознание: она поступила неправильно. Не только с ключами, не только с «переездом», но и в целом — со своей старшей дочерью.
Яна и Саша постоянно ругались. Почти каждую неделю у них были ссоры и скандалы. Внуки просыпались ночью и плакали. Саша злился, Яна кричала, что «он не мужик».
Иногда Саша уходил прямо ночью, а потом возвращался. Работу он так и не нашел. Подработки были, но нерегулярные. То грузчиком, то на стройке. Все деньги уходили на еду, и все чаще — из пенсии Антонины Ивановны.
Она отдавала им почти все, потому что иначе у Яны начиналась истерика.
— Мы с детьми на улицу пойдем, да? Ты же хочешь, чтобы твои внуки голодали? — кричала младшая дочь.
И мать, вздыхая, снова открывала кошелек.
Но покоя не было. Вечерами Антонина Ивановна садилась у окна и смотрела, как медленно гаснут фонари во дворе. Ей не хватало тишины. Той, что была у Юли. Уюта, которого она даже не пыталась понять раньше.
Она вспоминала, как легко и буднично взяла те ключи. Как убеждала себя, что «Юля поймет», что «все для семьи». И теперь ей было стыдно. Особенно в те минуты, когда Юля присылала короткие голосовые с Аниными рассказами:
— Бабушка, я нарисовала зайчика! В руках он держит цветок. Это для тебя.
Или фото с прогулки: Аня в новой шапочке, на фоне осенних листьев.
Юля, несмотря ни на что, не держала зла. Это и мучило Антонину Ивановну сильнее всего.
Однажды она пришла к Юле без звонка. Долго стояла под дверью, и только потом позвонила.
— Мам… Ты чего?
— Я просто… хотела Аню увидеть.
Аня подбежала, обняла бабушку. Юля пригласила поужинать вместе. Они не говорили о прошлом. Только о погоде, о садике, о работе. Мама выглядела уставшей, ее глаза были мягче, чем обычно.
Перед уходом она заглянула дочери в глаза:
— Прости меня. Я тогда… правда не понимала. Яна… она шумная, а ты — ты всегда справлялась. Наверное, я привыкла, что ты справишься и дальше. Это была ошибка.
Юля не знала, что ответить. Просто обняла мать. Без слов.
Прошло полгода. Яна с Сашей так и жили у матери. Пособия, пенсия и вечные претензии. Антонина Ивановна все чаще задумывалась о том, не погостить ли у старшей дочери — хоть пару дней, в тишине. Но не решалась. Слишком много всего произошло.
А Юля наконец начала мечтать. Может, накопить на ремонт. Может, когда Аня подрастет, взять кредит и расшириться. Или хотя бы в отпуск съездить. Впервые за долгое время ей казалось, что все еще впереди.
