Сальвадор Дали: В лабиринте зеркал
Мнения окружающих перестали волновать его еще давно, а теперь, когда болезнь и старость превратили некогда блистательного человека в немощную тень, тем более. В городе шептались: «Как странно! Тот, кто требовал к себе бесконечного внимания, стал отшельником и заперся в башне». Но ему было все равно.
Он стоял у окна, глядя на внутренний двор Театра-музея в Фигерасе. Солнечные пятна и тени на стенах — вот и все, что теперь привлекало его внимание. Прогулки по залам музея давно отошли в прошлое: каждый коридор, каждую картину он знал наизусть. Когда бессонница мучила особенно жестоко, старик закрывал глаза и мысленно шел по этим залам, как по лабиринтам своей жизни, хранящим сокровища его славы.
Здесь, в Фигерасе, где все начиналось, Сальвадор Дали и собирался завершить свой путь. Родился он в мае 1904 года в семье нотариуса Сальвадора Дали-и-Куси и доньи Фелипе Доменеч. Позже он не раз обвинит родителей во всех своих детских травмах: в том, что родился в провинции, что ему дали «второсортную» судьбу. Имя его было не случайным — Сальвадор, «спаситель», — так звали их первенца, умершего от воспаления мозга в двухлетнем возрасте. Словно бы его, живого, обрекли быть заменой умершему брату.
Он сетовал на строгость отца, мягкость матери, ревность сестры Анны Марии. Однако, несмотря на обиды, признавал: его талант заметили рано, устроили ему мастерскую, оплатили уроки рисования.
Многие теперь говорили о нем как о сварливом и невыносимом старике. Но упрямство, которое сегодня казалось недостатком, с детства было частью его сущности. Бунтарь и проказник, он ненавидел школу, изводил учителей истериками и симуляцией болезней, а одноклассники мучили его так, что он навсегда возненавидел кузнечиков. Желание быть замеченным толкало его на безумные поступки: однажды он со всего размаху ударился лбом о мраморную колонну — только чтобы обратить на себя внимание.
Поступление в академию живописи сопровождалось скандалом: его первый экзаменационный рисунок оказался слишком маленьким, а второй — еще меньше. Но уровень мастерства был настолько высок, что преподаватели приняли его, нарушив собственные правила. Однако спустя пять лет терпение академиков иссякло: дерзкий, эксцентричный студент был изгнан за вызывающее поведение и пренебрежение к авторитетам.
Это поражение Дали воспринял без сожалений. Париж звал — столица искусства, где жили Пикассо, Миро, Бунюэль. Здесь он снял свой первый фильм с Бунюэлем — «Андалузский пес», и окунулся в водоворот авангардных течений.
Но главным откровением его жизни стала Гала. Ее лицо, фигура, имя окружали его даже теперь, в тишине башни. Сестру он больше не писал никогда, после того как встретил Галю — женщину, ставшую его судьбой, его одержимостью.
Их союз был странным и страстным. Гала родилась в России, как Елена Дмитриевна Дьяконова, выросла, лечилась в Швейцарии от туберкулеза, вышла замуж за поэта Поля Элюара. Но она никогда не была женщиной одной любви. Сначала Макс Эрнст вошел в их жизнь, потом другие. Элюар вынужден был делить жену с другими мужчинами — пока не появился Дали.
Они встретились в 1929 году. Элюар привез Галю в Кадакес, и та сразу увидела в Сальвадоре гения. Любовный треугольник сохранился какое-то время, но все понимали: Гала выбрала.
Друзья осуждали ее за меркантильность, за жесткость. Но в трудные годы именно она вела Сальвадора за руку, когда они ютились в крошечных комнатках, питались на гроши и делили на двоих одну надежду на успех. Она научилась экономить и обустраивать быт, тогда как Дали боялся подписывать документы и паниковал перед реальностью.
Именно благодаря ей состоялись первые выставки Дали, первые продажи картин. Она превращала скандалы в искусство пиара. Лондонский водолазный костюм, американские балы в стиле сюрреализма, черная шляпка с куклой в память о сыне Линдберга — за всем стояла Гала.
Они обвенчались в 1934 году. Теперь он подписывал картины: «Гала-Сальвадор-Дали». Она стала его женой, музой, матерью и дочерью одновременно.
Их любовь не была лишена странностей. Бунюэль вспоминал: Дали никогда особо не интересовался женщинами до встречи с Галой. И даже впоследствии его плотские увлечения казались больше игрой и ритуалом, чем настоящими романами. Гала же полностью подчинила его себе и направила его страсть в создание образов, денег, славы.
Путь к «золотому веку» был тернист. После разрыва с отцом и сестрой, без денег и поддержки, Дали с Галой переехали в Порт-Льигат. Купили у вдовы рыбака маленький сарай, который со временем превратился в их магический дом.
Он присоединился к группе сюрреалистов, но вскоре их шокировал даже их же мерками. Когда начались разногласия, Дали заявил: «Сюрреализм — это я!»
Его работы — образы сна, хаоса, иррациональности — завораживали и пугали. Свою теорию он назвал «параноидально-критическим методом» и утверждал, что именно в погружении в бессознательное рождается настоящее искусство.
Европа горела в пламени войны, но Дали уехал в Америку, заявив: реальность — не для него. В США его ожидал триумф. Выставки, автобиография, сотрудничество с Хичкоком и Диснеем, рекламные контракты — он купался в славе.
Гала всегда была рядом. Именно она устроила первую встречу с богатыми коллекционерами Морсами, благодаря которым деньги потекли рекой. Их окружали звезды — Кларк Гейбл, Грета Гарбо, Коко Шанель.
Когда война закончилась, Дали вернулся в Европу победителем. На родине его ждал триумф, но и осуждение бывших друзей. Андре Бретон придумал для него насмешливую анаграмму: «Avida Dollars» — «жадный до долларов».
А теперь старик стоял у окна. Его мир сузился до теней на стенах театра-музея. После смерти Галы он пытался жить в замке Пуболь, который некогда подарил ей, но дом оказался чужим. Пожар, случившийся там, напугал его до глубины души. Он вернулся в башню Фигераса — в свою крепость и могилу одновременно.
Он остался один. Его окружали лишь воспоминания — о славе, о любви, о страсти. Гала была с ним в каждом портрете, в каждой тени. И, быть может, в каждом вздохе.
Потому что Дали без Галы, как и Гала без Дали, уже не существовали.