Я врач, и ты сделаешь, как я сказала, – заявила свекровь беременной невестке
– Ты взяла те витамины, что мама купила?
– Я взяла свои. Мамины – оставила на всякий случай.
Маргарита сидела за столом в читальном зале районной библиотеки, где она работала уже шестой год. В этот час, ближе к закрытию, здесь обычно стояла почти монастырская тишина. Но сегодня, даже среди шелеста страниц и мерного постукивания пальцев по клавишам, она никак не могла сосредоточиться. Перед ней лежал каталог новых поступлений, но взгляд всё время перескакивал к открытому в браузере сайту женской консультации.
Эта клиника была в двух шагах от дома, со скромной вывеской, отзывчивыми врачами и без очередей. Её подруга Оля, с которой они дружили с девятого класса, рожала там год назад и осталась довольна. Маргарите тоже хотелось туда. Спокойно, по-простому. Без вип-услуг, без золотых лифтов и персикового шампуня в родовой.
Она посмотрела на часы и, как только пробило восемь, закрыла сайт. Ей нужно было успеть домой до прихода свекрови.
Квартира на первом этаже пятиэтажки была куплена недавно, в ипотеку, и всё в ней ещё пахло новой краской и мебелью из ИКЕА. Маргарита открыла дверь и чуть не споткнулась о две коробки у порога. Перекинутый через них шарф принадлежал свекрови. В квартире уже слышались её шаги.
Ольга Вячеславовна, мать Германа, была из тех женщин, что кажутся моложе своих лет не потому, что ходят в салоны или красят волосы в модные оттенки, а потому, что держат спину прямо, говорят уверенно и смотрят прямо в глаза. Врач с сорокалетним стажем, бывший заведующий отделением, авторитет в семье и в своём кругу, она не задавала вопросы, она говорила, как надо.
– Маргарита, милая, я всё купила, – донеслось с кухни. – Рыбу, свежие овощи, твою кашу, хотя лично я считаю, что сейчас тебе нужен белок, а не пустые углеводы.
Маргарита вошла в кухню, сняв пальто и повесив его на спинку стула. Свекровь уже перекладывала продукты в холодильник. На столе лежала распечатка — список витаминов с пометками на полях.
– Это тебе, – сказала Ольга Вячеславовна, не оборачиваясь. – Я посоветовалась с Лидией Михайловной, она до сих пор принимает. Сказала, что твоя доза фолиевой кислоты недостаточна. Я написала, что купить.
Маргарита взяла лист, но не стала его читать. Вместо этого она повернулась к ней.
– Я думала пойти в консультацию на Болотной. Там хорошие отзывы, и это рядом. Мне туда удобно ходить.
Свекровь закрыла дверцу холодильника и обернулась. Её взгляд стал чуть мягче, но голос не изменился.
– Ты же понимаешь, я врач. Я не могу позволить тебе рожать у кого попало. Светлана Викторовна – проверенный человек, я с ней работала много лет. Она тебя примет. У неё есть отдельный вход, палата одна на два. Там всё под контролем.
Маргарита не стала спорить. В этой кухне, с её белыми стенами, стеклянной люстрой и слишком ярким светом, спорить с Ольгой Вячеславовной казалось таким же бессмысленным, как пытаться убедить стол быть мягче. Она просто кивнула, хотя внутри что-то медленно поднималось – как вода в закрытой раковине.
В коридоре зазвенели ключи. Герман пришёл с работы. Высокий, с вечно взъерошенными волосами и рюкзаком через плечо, он появился на кухонном пороге, усмехаясь.
– Моя любимая женщина и моя любимая мама – и обе на кухне. Значит, ужин будет?
– Конечно, – ответила Ольга Вячеславовна, уже доставая сковороду. – Я сегодня приготовлю индейку. Маргарите сейчас нужно правильное питание.
Герман поцеловал жену в щеку и отошёл в сторону, проверяя почту на телефоне. Маргарита смотрела на него и понимала, что он даже не уловил подводного течения между двумя женщинами в комнате.
Через двадцать минут они уже сидели в столовой зоне. За стеклянной перегородкой виднелась гостиная, где стоял детский комод – пока ещё пустой. Ольга Вячеславовна разложила по тарелкам ужин и перешла к следующей теме.
– Я записала тебя на приём к Светлане Викторовне на понедельник. В одиннадцать. У тебя ведь выходной?
Маргарита не ответила сразу. Она посмотрела на Германа. Он жевал, смотрел в телефон, отстранённо кивнул.
– Да, выходной, – медленно проговорила она. – Но я всё-таки думаю пойти в ту, рядом с домом. Там удобнее, и мне как-то спокойнее…
Свекровь прервала её, даже не повысив голос.
– Я понимаю, ты хочешь упростить. Но речь идёт о здоровье ребёнка. Я не позволю халатности. Поверь мне, я знаю, как бывает.
Маргарита вдруг поняла, что с самого начала она никого ни о чём не просила. Её просто окружили заботой, которой нельзя было отказаться. И каждый следующий шаг делался не по её воле, а потому, что «так правильно». Потому что «она знает лучше».
Когда ужин закончился, и Ольга Вячеславовна ушла, пообещав завтра зайти «на полчасика с утра», Маргарита осталась сидеть за столом. Герман уже ушёл в спальню, чтобы дописать отчёт. В доме снова стало тихо, только холодильник гудел. Она посмотрела на свой телефон, потом взяла его в руки и открыла сайт той самой консультации.
Кнопка «Записаться на приём» светилась синим. Она нажала её.
На следующий день Маргарита вышла из библиотеки раньше обычного. Весь день она то перекладывала карточки, то расставляла новинки на полках, но ни на минуту не могла забыть о предстоящем визите в консультацию. Свой выбор она сделала, но говорить об этом вслух казалось пока преждевременным. Она не хотела новой дискуссии, особенно такой, в которой её мнение опять утонет в опытной настойчивости Ольги Вячеславовны.
Когда она шла по дорожке к аптека «Будь здоров», напротив сквера, её позвонил Герман. Он работал в офисе за городом, занимался проектами в логистической системе и обычно звонил в обед, но сейчас что-то изменилось в тоне.
– Привет. Мам звонила. Сказала, ты не пошла к Светлане Викторовне. Это правда?
Маргарита остановилась на тротуаре, пропуская пожилую пару с собакой. Затем, удержав трубку ближе к уху, кивнула, хотя он не мог этого видеть.
– Я сходила в консультацию на Болотной. Мне понравилось. Всё спокойно, без пафоса. Мне так легче.
На другом конце повисла пауза. Потом он сказал мягко, почти виновато.
– Просто она волнуется. Ты же знаешь, мама всю жизнь в медицине. Ей важно, чтобы ты была под присмотром.
Маргарита не спорила. Она чувствовала, как эта фраза – «под присмотром» – звучит как пароль от чужой территории. Она знала, что ему проще соглашаться, чем ставить границы. Но это не отменяло её желания, наконец, отстоять хоть одно своё решение.
В аптеке было тепло, пахло чем-то мятным и стерильным. У кассы стояла женщина в пуховике и что-то спорила по поводу цен на витамины. Маргарита терпеливо ждала, просматривая в телефоне список, который она составила накануне. В нём были простые пункты, магний, фолиевая кислота, масло для живота.
Она уже подошла к окошку и открыла рот, чтобы назвать нужное, когда услышала знакомый голос у входа.
– Маруся, милая, ты как раз вовремя. Я уже всё купила, бери лучше это.
Ольга Вячеславовна появилась, как будто по сценарию, с сумкой из плотной ткани, в которой отчетливо торчал пакет с надписью «Нутрилайф». На лице у неё было выражение усталого терпения – мол, она опять вынуждена брать всё в свои руки, потому что иначе будет как всегда.
Маргарита медленно обернулась, глядя на неё. Очередь обратила внимание – не грубо, просто с тем самым вездесущим интересом, который витают в подобных местах. Она посмотрела на фармацевта, но не успела сказать ни слова – свекровь уже выкладывала из сумки банку за банкой.
– Это витамины для второго триместра. Эти – для профилактики судорог. А это – иммунная поддержка, без побочных. Я всё проверила, я же не просто так выбираю. Можешь забрать, дома расскажу, как пить.
Маргарита стояла с вытянутыми руками, будто ей вручали что-то чужое и тяжёлое. Она попыталась было возразить, но фармацевт уже начала пробивать товар. Покупка оформлялась не на неё, а на свекровь. Всё это выглядело как очевидный факт – не требующий обсуждений.
На выходе Ольга Вячеславовна бодро шагала вперёд, озираясь и рассказывая, как у неё на работе принимали женщину с похожими симптомами, и как важно «не расслабляться». Маргарита шла чуть сзади, сжимая пальцами ручку пакета.
Они дошли до сквера, сели на скамейку у детской площадки. Вокруг бегали дети, кто-то кричал, издалека доносился лай собак. Воздух был свежий, пахло весной и мокрым асфальтом. Свекровь достала бутылку воды и протянула Маргарите.
– Выпей. Говорят, вода с магнием помогает от напряжения. Я тоже раньше не верила, а потом проверила на себе. Ты же понимаешь, я только хочу, чтобы тебе было лучше.
Маргарита взяла бутылку, но не открыла её. Она посмотрела на Ольгу Вячеславовну – женщину, которая действительно знала много, действительно помогала людям, но при этом словно не видела в ней взрослого человека. Только пациентку. Объект заботы. Контроля.
– Я понимаю, – сказала она спокойно. – Но мне бы хотелось самой выбирать. Пусть даже я ошибусь. Я не против помощи, я против того, чтобы за меня всё решали.
Свекровь замолчала на мгновение, чуть сдвинув брови. Видимо, не привыкла к такому тону от Маргариты. Но вместо резкости она лишь кивнула.
– Хорошо. Тогда ты расскажи, что тебе нужно. Я же не враг. Просто у тебя первый раз, а я через это прошла трижды. Я не вмешиваюсь, я просто рядом.
Эти слова звучали почти мирно. Почти.
Когда Маргарита вернулась домой, Герман уже сидел за ноутбуком в спальне, окружённый схемами и таблицами. Она положила на стол два пакета – свой и свекрови – и молча разложила содержимое. Потом убрала большую часть в ящик.
Он повернулся к ней, заметив это движение.
– Ты взяла те витамины, что мама купила?
Маргарита не ответила сразу. Она аккуратно сложила свой список на бумаге, положила его рядом и сказала.
– Я взяла свои. Мамины – оставила на всякий случай.
Он кивнул, будто не сразу понял разницу. Потом опять вернулся к экрану.
Утром Маргарита ехала в маршрутке, сжав в руке медицинскую карту. На ней была синяя резинка, пережавшая бумаги до мягкой вмятины. Она не любила добираться до клиники на общественном транспорте, особенно в час пик, но сегодня решила — пусть будет так. Это была часть её решения, её маршрута, её шага в сторону самостоятельности.
В регистратуре её узнали. Женщина с золотыми серёжками и выцветшими волосами кивнула ей, протянула талон и сказала, что врач немного задерживается. Маргарита села на мягкий диван под окном. Сквозь мутное стекло она смотрела на дворик, где возились с машиной двое мужчин. Один в халате, другой — в костюме. И оба выглядели уверенными, как будто знают, что делают.
Когда пришла её очередь, она прошла в кабинет. Светлана Львовна, участковый гинеколог — полная, энергичная, в очках с розовой оправой, — улыбнулась ей, пригласила сесть и уточнила, как она себя чувствует. Это был первый врач, который не начинал приём со слов «надо».
Через десять минут, когда они обсуждали анализы, дверь без стука распахнулась. Ольга Вячеславовна появилась, как всегда — собранная, с пакетом в руке и тоном, не терпящим возражений. В руках у неё были результаты УЗИ, которые она, по её словам, «вырвала у знакомой» в соседнем центре, чтобы «перепроверить».
– Маргарита, ты забыла, что я просила тебя пересдать кровь? Это важно, твой ферритин ниже нормы. Светлана Львовна, вы ведь посмотрите?
Врач растерялась на секунду, но быстро вернула себе выражение спокойной профессиональной приветливости.
– Простите, но приём у меня — индивидуальный. Я веду пациентку по собственному плану. У неё всё в порядке, показатели в пределах нормы.
Свекровь шагнула внутрь, словно не услышала. Она заговорила про риск гестоза, про прошлый случай с её коллегой, про важность наблюдения в третьем триместре.
Маргарита, сидя на стуле у стола, чувствовала, как в груди поднимается неприятное тепло. Оно не было похожим на гнев, оно было как тяжесть, которую больше невозможно нести в одиночку.
– Мама, – сказала она ровно, не повышая голос. – Пожалуйста, выйди. Я здесь не одна. Я взрослая. И это мой приём. Ты не врач мне. Ты свекровь. И я очень прошу — позволь мне самой решать, кому доверять своё тело.
Светлана Львовна чуть подняла брови, но больше ничего не сказала. Ольга Вячеславовна стояла, сжав пакет, и казалась растерянной. В её взгляде было не возмущение, а растущая, плохо замаскированная обида.
– Я же хотела как лучше. Я не враг, Маргарита.
– Я знаю. Но я тоже не пациентка отделения, мама. Я твоя невестка. И мать твоего внука.
Ольга Вячеславовна вышла, не хлопнув дверью, не сказав ни слова. Просто медленно развернулась, оставив на полу свою тень и тишину.
После приёма Маргарита зашла в аптеку рядом с клиникой. На этот раз — одна. Купила только то, что сама посчитала нужным. Потом прошла в сквер, который начинался сразу за зданием, села на низкую деревянную скамейку между двумя клёнами и достала телефон.
Она не хотела жаловаться. Просто хотела, чтобы Герман знал. Не из чьих-то уст, не с намёков, не из маминых сообщений. Она позвонила, и когда он ответил, сразу перешла к сути.
– Сегодня мама пришла на мой приём. Без предупреждения. Начала вмешиваться, спорить с врачом. Я её попросила выйти. Я не кричала, просто сказала, что мне это не подходит.
На том конце было долго тихо. Потом Герман тяжело выдохнул.
– Она говорила, что у неё были сомнения по поводу анализов. Прости. Я не думал, что она может прийти прямо в кабинет. Это уже… перебор.
– Это уже не просто перебор. Это моё пространство. Я не хочу, чтобы кто-то туда заходил, даже если он с самыми лучшими намерениями.
– Я понял, Марго. Я поговорю с ней.
Маргарита опустила телефон на колени, почувствовав, как в пальцах снова появилась лёгкость. Она смотрела на клёны, на людей, проходящих мимо, на женщину с коляской, которая что-то напевала ребёнку.
На третий день после той сцены в кабинете врача Маргарита вернулась с работы немного раньше, чем обычно. В библиотеке вырубили отопление, и завхоз отпустил всех по домам, чтобы не сидели в пальто между стеллажами. По дороге она зашла в булочную напротив дома, купила мягкий кукурузный хлеб, который Герман любил намазывать маслом по утрам, и поднялась на свой этаж.
В прихожей пахло сушёными травами. Ольга Вячеславовна оставила у двери букет лаванды, перевязанный бечёвкой. Без записки. Без звонка. Просто так. Маргарита подняла его, подержала в руках и положила в узкую вазу на комоде, не сказав ни слова.
Вечером Герман вернулся с работы позже обычного. Уставший, молчаливый, он переобулся, поставил сумку в коридоре и присел на пуф. Маргарита наблюдала за ним со стороны, как смотрят на человека, с которым долго шли рядом, но вдруг осознали — он не всегда понимает, куда ведёт путь. И всё же не хочется терять этот ритм шагов.
Он первым нарушил тишину. Подняв голову, произнёс, тихо и с усилием.
– Я говорил с мамой. Долго. Она не хотела слушать. Говорила, что ты неблагодарна. Что всё делает из любви. Что ты отталкиваешь её. Но потом… потом замолчала.
Маргарита присела напротив, скрестив руки на животе.
– Я не хочу отталкивать. Я просто хочу, чтобы нас было трое. А не трое и мама.
Герман кивнул. Он понимал. Или, по крайней мере, хотел это показать.
– Она просила встретиться. Не ради объяснений. Просто… просто поговорить.
На следующее утро Маргарита приехала в поликлинику на сдачу анализов. Всё было как всегда, номерки, шорох курток, ожидание в коридоре под бледной лампой. Но внутри она чувствовала странное спокойствие. Как будто напряжение последних месяцев начало распутываться — не само, не волшебным способом, а потому, что кто-то наконец отпустил край верёвки.
После процедур она вышла в парк рядом с больницей. Весна уже пахла свежестью, но по дорожкам ещё лежал хрупкий налёт инея. На скамейке под старым клёном, в самом дальнем углу, где не было шумных мам и детских самокатов, сидела Ольга Вячеславовна.
Она была в тёмно-синем пальто, волосы убраны в тугой пучок, лицо спокойное, но уставшее. Увидев Маргариту, она не встала, только подвинулась, освободив место рядом.
– Я помню, как впервые принимала роды, – сказала она, когда Маргарита села. – Мне тогда казалось, что я всё знаю. Все книжки прочитаны, все семинары пройдены. А потом женщина, которую я вела девять месяцев, вдруг сказала мне в лицо, что не доверяет мне. Что хочет другую акушерку. Я тогда даже заплакала. Мне было двадцать семь. Я думала, если ты врач — тебя должны слушать. А оказалось — нет. Ты должен быть рядом. Только рядом.
Маргарита не перебивала. Она чувствовала, что сейчас слова важнее, чем возмущения и упрёки.
– Я всё делала по привычке, – продолжала свекровь. – Думала, что так правильно. Что ты маленькая, не понимаешь. Но ты не маленькая. И не глупая. Просто не я. И это… нормально.
Несколько секунд они сидели молча. Потом Ольга Вячеславовна повернулась к ней, посмотрела прямо, без давления, без ожидания.
– Я хотела сказать… Я тебя слышу.
Маргарита кивнула. Не в знак победы. А просто потому, что эти слова были важны. И они прозвучали.
Позже, когда она вернулась домой, Герман собирал в спальне комод для малыша. Он сидел на полу, окружённый инструкциями и креплениями. Маргарита встала в дверях и прислонилась к косяку.
– У нас будет сын, – сказала она.
Он поднял глаза и улыбнулся. В этой улыбке было не только счастье. В ней было что-то новое. Что-то, что росло внутри них медленно, не сразу, но уже прочно.
Он встал, подошёл к ней, обнял, положив ладонь на живот.
– Я рядом, – сказал он. – Просто рядом.
И в этот раз она ему поверила.
Ой, вы ещё тут? Я думала, вы уже освободили квартиру — улыбнулась новая жена
Марина проснулась от шума сверху — кто-то слишком рьяно двигал мебель. За стеной снова залаяла собака, а в окно, будто специально, начал стучать мартовский ветер. Она долго лежала и всё надеялась, что этот день не начнётся.
В коридоре было прохладно. Она накинула худи Алексея, которое он забыл на вешалке ещё в декабре, и медленно прошла по квартире. Всё стояло на своих местах.
Звонок в дверь прозвучал неожиданно. Она даже не сразу поняла, откуда звук. Посмотрела на часы — девять пятнадцать. Курьер? Соседи?
На пороге стояла женщина. Молодая, слишком ярко одетая для такого утра, с блестящей помадой и густо подведёнными глазами. В одной руке — мобильный, в другой — ключи на розовом брелке.
Привет. А вы, простите, кто? — Марина прищурилась, не понимая, зачем эта незнакомка ей улыбается.
Ой, вы ещё тут? Я думала, Алексей уже всё уладил, — женщина поправила ворот своего тренча и шагнула чуть ближе, как будто собиралась войти.
Марина инстинктивно закрыла собой проход.
Я здесь живу. А вы?
Аля. Ну, Александра, если официально. Я… его невеста. Алексей, ну, говорил же? Мы теперь будем здесь. Он оформил квартиру на себя ещё год назад.
У Марины промелькнуло куча мыслей в голове.
Нет, — она выдохнула, не веря услышанному. — Алексей ничего мне не говорил. Мы… всё ещё женаты.
Аля пожала плечами, как будто это было пустяком.
Ну, это чисто формальности. Он уже занёс заявление, сказал, вы не против. Я не хотела быть грубой, просто думала, что вы уже съехали.
Марина отступила на шаг назад. Сцена казалась театральной, плохо срежиссированной, но игра шла на её собственной сцене, в её доме.
Выйдите, пожалуйста.
Я не хотела конфликтов, — Аля снова шагнула ближе. — Просто у меня замерзли руки, и я не понимаю, почему он не сделал всё, как обещал.
Марина захлопнула дверь прямо перед её лицом. Сердце билось так, словно она только что пробежала марафон. Через несколько минут на телефон пришло сообщение. От Алексея. Он писал, что будет через час. Попросил поговорить спокойно.
Алексей пришёл через сорок минут, без звонка, будто боялся, что она передумает открывать. Он зашёл в коридор, будто всё ещё был здесь хозяином. На нём была та самая куртка, которую Марина подарила ему ко дню рождения два года назад. Она висела в шкафу всё это время, а теперь пахла чужими духами.
Мы можем спокойно поговорить? — он остановился у стола, где раньше стояли их фотографии. Теперь там лежал только пульт от телевизора.
Марина стояла у окна, не поворачиваясь к нему.
Ты женишься на ней? — спросила она, не повышая голоса.
Алексей медленно кивнул, как будто это была не женитьба, а командировка.
Я не думал, что всё вот так совпадёт. Ты сама знаешь, между нами всё давно не то. Мы просто жили рядом.
Я здесь жила. Я убирала и просыпалась с тобой. Не рядом. А с тобой. И ты всё это время молчал.
Я хотел сказать, но боялся, что ты сорвёшься. Ты всегда такая… буря. А мне теперь хочется покоя.
Марина развернулась. Глаза её были сухими, но в голосе звучал металл.
Тогда иди к своей тишине. Я съеду. Сегодня.
Через два часа она уже стояла на лестничной площадке. Панельный дом, четвёртый этаж, лифт, который застревал между вторым и третьим. Здесь жила её мама. Она открыла дверь, не спрашивая ничего. Обняла крепко, на секунду, и пошла ставить кастрюлю на плиту.
Марина прошла в свою старую комнату. Обои с выцветшими цветами, плюшевый бегемот на подоконнике, книжная полка с тетрадями и дипломами. Здесь она впервые заплакала из-за мальчика. Здесь она решила стать стилистом. Здесь она прятала от мамы сигареты, которые так и не научилась курить.
Вечером она вышла на улицу. Сквер за домом почти не изменился. Та же лавка под берёзой, где пенсионеры спорили о погоде, и продавец шаурмы, у которого всегда не хватало сдачи. Она присела на край скамейки и смотрела, как мимо проходят люди. Кто-то спешил с пакетами, кто-то гулял с детьми. Среди них был и мужчина в чёрной куртке с капюшоном, который, проходя мимо, остановился.
Марина? Ты же Марина, да? Мы вместе работали на съёмке два года назад. Я Максим, фотограф.
Он присел рядом, скинул капюшон. Волосы чуть взъерошены, под глазами — следы недосыпа.
Я тебя сразу узнал. У тебя был тогда зелёный шарф, помнишь? Мы спорили, подходит ли он к пальто визажистки.
Марина чуть улыбнулась. В памяти всплыло светлое помещение, запах лака для волос и лёгкий шум сушилок.
Да. Помню. Ты тогда снимал каталог.
Максим кивнул, доставая блокнот.
Я сейчас запускаю новый проект. Ищу стилиста. Нужен кто-то, кто умеет работать с цветом, а не просто перекладывает тряпки. У тебя была лёгкая рука.
Марина посмотрела на него. Перед ней был не спасатель и не рыцарь, просто человек, напомнивший, что у неё есть что-то своё. Она медленно кивнула.
Позвони мне завтра. Я подумаю.
Марина стояла посреди помещения, в котором недавно ещё продавали цветы. Потолки высокие, окна почти от пола, на стенах облупившаяся краска. Именно здесь, в бывшем магазине на углу улицы возле станции метро, она решила обустроить свою мини-студию. Максим, тот самый фотограф из сквера, настоял на встрече с владельцем. Помещение сдавал его знакомый, и цена, по словам Максима, была “вменяемой, особенно если ты собираешься вернуть себе голос”. Марина не поняла, что он имел в виду, но не стала переспрашивать.
Тут нужно всё сносить, — проговорила она, обходя старые полки. — Освещение ужасное. Проводка, похоже, с девяностых.
Зато дух у места есть, — ответил Максим, сев на широкий подоконник. — И ты не замечаешь, как идёшь вперёд. Это главное.
На следующий день они встретились уже в другом месте — в студии, где он снимал портреты для нового интернет-журнала. Помещение было просторным, с белыми стенами и софтбоксами по углам. Марина держала в руках палитру тканей, выбирая образы для модели. В комнату вошла девушка лет восьми с кудряшками и рюкзаком с единорогом. За ней — мужчина с чуть сутулой спиной и тёплым голосом.
Извините, мы к вам, — сказал он, протягивая руку. — Меня зовут Андрей, я друг Максима. Это моя дочка, Тася. Мы хотели бы сделать снимок для бабушки. День рождения через неделю.
Марина улыбнулась. Тася стояла, не отрываясь, смотрела на её кисти, окрашенные от ткани, и вдруг спросила:
А вы сами выбираете, кто в каком цвете будет?
Почти всегда, — ответила Марина. — Иногда цвет говорит сам, что ему подходит человек.
Андрей остался в зале, пока они с Тасей примеряли шарфы и повязывали ленты. Марина объясняла, как лучше встать, где свет будет мягче, а потом заметила, как Тася неожиданно засмеялась. Девочка поймала своё отражение в зеркале и вдруг произнесла:
Я похожа на актрису. Как в кино.
После съёмки они вышли в коридор. Андрей протянул Марине пакет.
Это немного странно, но Тася нарисовала вас. Она сказала, что вы похожи на художницу, у которой в руках нет кистей, но всё равно появляются картины.
Марина развернула лист и увидела цветные линии, фигуру с развевающимися волосами и большие глаза. И среди них — надпись детским почерком: “Марина. Добрая. С волшебством”.
Позже, возвращаясь к цветочному помещению, Марина обратила внимание на витрину в доме напротив. Там красовалась вывеска “Агентство недвижимости Аля и Партнёры”. Название врезалось в память сразу.
Она не стала переходить улицу. Вместо этого вошла в своё ещё пустое помещение, села на подоконник и открыла телефон. Новый заказ от мамы одноклассницы, приглашение на мастер-класс и сообщение от Максима.
Завтра съёмка с молодым дизайнером. Он просил тебя. Ты ему как вдохновительница.
Внутри бывшего цветочного магазина пахло свежей краской. Марина стояла на стремянке и прикручивала последние крючки для подвеса ткани. Максим, фотограф, заходил и выходил с рулонами бумаги, пока в углу сидела Тася — девочка из прошлой съёмки, с фломастерами и новыми листами. Всё пространство студии постепенно преображалось. На витрине уже красовалась вывеска, которую Марина нарисовала вручную, большими буквами — “Ясно”.
Это для тебя что-то значит? — спросил Максим, когда принёс табурет и сел напротив.
Да, — ответила Марина, продолжая разравнивать ткань. — В какой-то момент всё стало мутным. Я перестала видеть, кто я, где я, зачем вообще живу так, как живу. А потом стало ясно. Не сразу. Но стало.
В этот момент дверь распахнулась. Внутрь вошла женщина в деловом костюме, при полном макияже, с телефоном у уха. Та самая Аля, которая однажды стояла на пороге квартиры Марины и говорила, что теперь будет там жить. За ней следом — Алексей. Он шёл медленно, держался чуть в стороне, будто не до конца понимал, зачем пришёл.
Мы не мешаем? — голос Али был вежливым, но в нём звучал металлический привкус.
Марина спустилась со стремянки, отряхнула руки. Максим поднялся с места и сделал шаг в сторону, давая понять, что вмешиваться не собирается.
Я увидела вывеску, — продолжила Аля, осматривая стены. — Мы открываем рядом интерьерное бюро. Хотели зайти, узнать, кто вы. Ну, вдруг конкуренция.
Алексей молчал, взгляд его скользил по полу, по витрине, по краске на стенах, но не поднимался на Марину.
Это моя студия, — спокойно сказала она. — Здесь стилистика, визуальные проекты, работа с личным образом. Не думаю, что мы пересечёмся.
Всё равно забавно, — усмехнулась Аля. — Вы так быстро… активизировались. У меня ушло больше времени, чтобы после развода прийти в себя.
Максим подошёл ближе. Он положил на стойку стопку листов и кивнул Марине, словно приглашая идти дальше, не задерживаясь в этой сцене.
Если вы закончили, мы скоро начинаем съёмку, — сказал он. — У нас расписание.
Аля кивнула, и, не прощаясь, развернулась. Алексей задержался у двери. Только когда Аля вышла, он подошёл ближе.
Я не думал, что ты справишься, — сказал он. — Удивительно, как всё у тебя получилось.
Марина смотрела на него и видела человека, который когда-то был ей близким, но теперь казался прозрачным, как рисунок на стекле, через который видно чужую жизнь.
А я всегда знала, — ответила она. — Просто ты никогда не спрашивал, что я хочу.
Алексей ушёл, не оглянувшись. В студии снова стало тихо. Тася подбежала к Марине, держа в руках новый рисунок.
Это ты, — сказала она. — Только уже с крыльями.
Максим улыбнулся, включая свет. Первые клиенты начали заходить. И Марина, стоя посреди студии, поняла, что на этот раз в кадре — она. Настоящая. Не чей-то фон, не отражение, не тень. А главная роль в своей собственной жизни.
